Бег по краю. Галина Таланова
в чем он собственно провинился, когда она огрызалась на него, как собачонка, у которой из-под носа стянули лакомую косточку?
Она потом долго злилась и не решалась подойти сама. Уж такая она была. А Андрей тоже проходил мимо. Встречались глазами в студенческой толпе, всматривались до напряжения и рези в глазах, но друг к другу почему-то не подходили, боялись, что не оправдают ожидание друг друга, растягивали процесс предчувствия счастья. У нее и глаза стали фасеточными, как у стрекозы. Находила его безошибочно где-нибудь с краю в толпе открывшимся боковым зрением, посылала импульс – и знала, что он тоже видит ее сутулую спину, застывшую в напряжении сгорбленным знаком вопроса и боящуюся собственной тени.
Когда и как она, не ведавшая физической любви, вдруг так сильно захотела оказаться в его объятиях, почувствовать тяжесть его тела и вкус его губ?
Может быть, тогда, когда сидели на дне рождения в общаге, а стульев не хватало – и поставили деревянную скамейку, что притащили из вестибюля и на которую все они втиснулись только тесно прижавшись друг к другу бедрами? Делали вид, что не понимают, что соприкасаются так близко, как в ее жизни с мальчиками никогда еще не было, чувствуя разгоряченное бедро соседа, от которого закипала кровь? Или тогда, когда протискивалась сквозь строй вытянутых коленок, опоздав после перерыва на продолжение пары, на ходу дожевывая буфетный пирожок, и почувствовала мужские руки у себя на талии, большие и легкие, будто уверенный взмах весла, рассекающий тишь и гладь и выманивающий чертей из темного омута? Ах, эти руки! Лидочка тогда не знала, что с ней такое… Ворочалась всю ночь вообще без сна, простынь сбила комом, оставившим на бедре розовые полоски, похожие на расчесы от укусов насекомых, перекатилась на обнажившийся полосатый матрас в желтых разводах и бурых пятнах. Мучилась от необъяснимого томления и удивления своим фантазиям, в которых она елозила ногой не по грязному матрасу, а по шелковому горячему телу, покрытому щекотавшим ее пушком волос.
Стояли первые теплые дни, когда прохожие стягивали с себя капустные одежки, уже вышедши на улицу. Тащили куртку или плащ, перекинув через плечо… Улыбались майским лучам, подставляя лицо свету, поворачивались к нему, как раскрывающийся цветок к окну. Одевали черные очки, чтобы не ослепнуть. Старательно обходили последние лужи на асфальте, оставшиеся от таяния снегов. Газоны напоминали зеленый коврик у входной двери, по ним хотелось пройти, чувствуя, как отсыревшая за снеготаяние земля пружинит, будто поролон. И вообще казалось, что ты не по тротуару идешь, а паришь, наполненный счастьем от полноты жизни, точно шарик, надутый гелием.
Спустились с откоса к реке, осторожно взявшись за руки. Лидочка чувствовала себя маленькой девочкой, ведомой за руку через густой лес, где деревья сплелись ветвями без листьев. Пробираться физически было тяжело, но свет лился, будто его черпали ковшом и выплескивали на ветки с набухшими почками, кое-где высунувшими зеленые