Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе. Александр Стыкалин
впервые широко прозвучало требование свободы печати. По свидетельству очевидца, генерального секретаря союза венгерских журналистов Ф. Вадаса, «кульминационный момент наступил тогда, когда потребовали восстановить в партии и ввести в Политбюро Имре Надя. В едином порыве вся масса присутствующих поднялась со своих мест и устроила бурную овацию Надю», не присутствовавшему на собрании. Вместе со всеми поднялся и весь президиум собрания, включая главного редактора «Szabad Nép» и двух других высокопоставленных посланцев партии, «ибо сидеть на месте было просто невозможно. В такой обстановке нельзя было даже не аплодировать»[219]. Информацию о дискуссии 27 июня советское посольство получило от непосредственных свидетелей, один из которых в беседе с дипломатом отмечал, что никто из выступавших и «не помышлял» о свержении «народно-демократической власти», что речь шла лишь о необходимости найти более гуманный вариант продвижения к социализму, и с такой же энергией, с какой устраивалась овация при упоминании Имре Надя, аудитория кричала «Да здравствует партия!»[220]. Эти уверения, однако, мало успокоили Андропова, расценившего дискуссию как симптом дальнейшего усиления тенденций, ведущих к подрыву диктатуры ВПТ, а следовательно, угрожающих советским интересам в Венгрии. В очередном донесении в Москву его выводы вполне определенны: органы государственной безопасности Венгрии «не проявляют должной решительности в борьбе против контрреволюционных элементов, которые стали вести себя недопустимо нагло»[221].
Подобной оценке дискуссии о печати суждено было стать доминирующей на долгие годы.
Как бы там ни было, к середине июля в Москве осознали, что фигура Ракоши, вызывавшая острое раздражение в венгерском обществе, стала серьезной обузой для руководства ВПТ. Посетивший Будапешт А. И. Микоян дал добро на его отставку. Половинчатый характер решений июльского пленума и особенно избрание первым секретарем ближайшего соратника Ракоши Э. Герё не благоприятствовали, однако, снижению остроты ситуации. С начала сентября стал намечаться новый общественный подъем. Вновь, как и раньше, в эпицентре борьбы за реформы оказывается пресса. Газеты поднимают острые, прежде замалчивавшиеся проблемы: от привилегий партноменклатуры до тяжелого положения венгерского национального меньшинства в румынской Трансильвании. Возобновивший критику ретроградных сил в ВПТ литературный еженедельник «Irodalmi Újsάg» за считаные недели увеличил тираж с 8 до 30 тыс. экземпляров. Большой резонанс вызывали также публикации в газетах «Esti Budapest», «Magyar Nemzet», «Szabad Ifjúság», «Hetfői hirlap». К разрыву со старыми методами, отказу от сталинской политической практики все чаще призывал и центральный партийный печатный орган «Szabad Nép». Считая отставку Ракоши лишь первым шагом в процессе перемен, реформаторски настроенные публицисты хорошо осознавали, что кадровые изменения на вершине пирамиды власти, как и некоторые послабления интеллигенции, направлены, прежде всего,
Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы / ред. – сост.: Е.Д. Орехова, В. Т. Середа, А. С. Стыкалин. М., 1998. С. 125. Материалы дискуссии о печати на русском языке см. там же: С. 100–117.
Там же. С. 125.
Там же. С. 122. О позиции Ю. В. Андропова в связи с деятельностью Кружка Петефи подробнее см. первый очерк в настоящей книге, посвященный Андропову в роли посла СССР в Венгрии. Стоит еще раз подчеркнуть, что докладными Ю. В. Андропова о дискуссиях Кружка Петефи начисто опровергается сложившийся в перестроечной публицистике конца 1980-х годов и живущий по сей день миф о нем как о стороннике далеко идущих реформ в рамках социалистического выбора. Причем венгерский опыт 1956 года только укрепил в нем антилибералистский и антиреформаторский синдром. Показательно, что донесения более высокопоставленных советских эмиссаров, выезжавших летом 1956 года в Венгрию (не только слывшего наибольшим «либералом» в постсталинском «коллективном руководстве» А. И. Микояна, но также М. А. Суслова) отличались, как правило, большей умеренностью в оценке политической ситуации в стране и перспектив разрешения кризиса, хотя конечно, здесь надо учитывать, что члены Президиума ЦК КПСС обладали значительно большей свободой суждений, чем посол, сильнее связанный установками, поступавшими из центра. Склонность посла к предельной драматизации венгерских событий, нагнетание им в Москве обеспокоенности по поводу положения дел в Венгрии и слабой реакции руководства ВПТ на происки «враждебных элементов» (в том числе в прессе) в целом находила понимание в МИД СССР и была на протяжении всех месяцев венгерского кризиса той постоянной величиной, которую необходимо учитывать при рассмотрении факторов, определявших советскую политику в Венгрии.