Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе. Александр Стыкалин
находиться на руководящих постах». В прессе поднимается вопрос и о необходимости привлечь к ответственности Ракоши за все прегрешения, совершенные им перед народом, вскоре после июльского пленума он выехал в СССР.
Острые публикации в венгерской прессе вызвали нервную реакцию советского посольства, увидевшего угрозу монополии ВПТ в сфере массовых коммуникаций и доносившего в Москву о том, что «командные высоты» на идеологическом фронте постепенно переходят в руки «правых сил», связанных между собой не только идейно, но и организационно, стремящихся к созданию «второго идеологического центра» – при попустительстве агитпропа ЦК, вставшего на путь «уговоров и уступок» по отношению к активизировавшимся антипартийным элементам. Опубликование статьи Д. Хая с требованием предоставления «полной свободы» литературе «показывает, насколько далеко зашли венгерские писатели в своих выступлениях против партийного руководства и насколько ЦК ВПТ выпустило из своих рук дело руководства литературой», отмечалось в записке МИД СССР от 28 сентября, адресованной в ЦК КПСС М. А. Суслову[222]. Однако вопреки той версии происходивших в Венгрии событий, которая излагалась в посольских донесениях, среди литераторов и публицистов, выступавших с острыми публикациями, тон задавали отнюдь не противники социализма, а коммунисты с многолетним стажем. Призывы соединить идею социализма с гуманизмом и национальными ценностями звучали 17 сентября на съезде венгерских писателей. В связи с торжественным перезахоронением останков Ласло Райка 6 октября в публицистике проявились мотивы покаяния и расчета с прошлым: «Не мы сфабриковали обвинение и не мы произнесли приговор, но мы уверовали в ложь и сами ее повторяли», служив тем самым преступным политическим замыслам, писал известный публицист Тибор Мераи, впоследствии первый биограф Имре Надя.
Все настойчивее звучало в прессе и требование о восстановлении справедливости в отношении Имре Надя. В «письме чепельского рабочего», опубликованном в «Irodalmi Újsάg» 13 октября, его «новый курс», провозглашенный в 1953 году, был назван «оазисом в пустыне безумной сталинской политики», тогда как «до хруста сжавшее кости» мартовское постановление 1955 года об отстранении И. Надя, как отмечалось, «помяло слабые побеги веры в демократический дух».
В середине октября с давно уже невиданной остротой поднимались в прессе и проблемы материального положения трудящихся. «На средства, сэкономленные недоеданием рабочих», содержатся многочисленные показные учреждения, «не делающие абсолютно ничего полезного», говорилось в одной из статей. Андропов, увидев в этой публикации «прямой призыв к выражению недовольства», назвал тон подобных статей «явно угрожающим», а методы написания «провокационными»[223].
13 октября под давлением оппозиции опальный премьер-министр был восстановлен в рядах партии – во многом это было жестом, адресованным югославскому
РГАНИ. Ф. 5. On. 36. Д. 13. Л. 82. См. также записку первого заместителя министра иностранных дел СССР А. А. Громыко в ЦК КПСС от 17 сентября: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы. С. 261–263. Посольство внимательно изучало публикации прессы и, кроме того, черпало информацию о событиях идеологической и культурной жизни из своего постоянного источника – от не просто лояльных Москве, но, как правило, антиреформаторски настроенных представителей журналистского сообщества, резонно опасавшихся полной утраты своих позиций. В этой связи характерна запись беседы Ю. Андропова с заместителем главного редактора газеты «Magyar Nemzet» И. Комором от 8 сентября (РГАНИ. Ф. 5. Оп. 28. Д. 394. Л. 249–253; Опубл.: Hianyzo Lapok 1956 tortenetebol/VaLV.Szereda,A.Sztikalin. Budapest, 1993.288–293. o.), который тенденциозно преподносил советскому послу картину происходившего в средствах массовой информации – говорил о широком наступлении на социализм в Венгрии «ревизионистских», «оппортунистических» и «антимарксистских» сил, об уступках партийного руководства, не использующего, по его мнению, благоприятную обстановку для усиления своего влияния, не ведущего борьбы против «вредного» влияния части интеллигенции. Информация Андропова об этой беседе как раз и легла в основу вышеупомянутой записки А. А. Громыко в ЦК КПСС от 17 сентября о напряженном положении в Венгрии. В «Правде» в это время готовилась статья с положительной оценкой ситуации в Венгрии. Ее публикации, однако, воспрепятствовали ЦК КПСС и МИД СССР – общественный подъем в Венгрии достиг к октябрю такого размаха, что уже начал внушать некоторые опасения даже относительно либерально настроенной части советской партократии, склонной всерьез воспринимать фразеологию XX съезда. Как говорилось в записке МИДа, такая статья может дать в Венгрии лишний козырь антипартийным элементам, что они действуют под флагом решений XX съезда и, кроме того, создать у советского читателя впечатление, что после XX съезда события развиваются в наиболее правильном направлении в Венгрии и Польше, что, по мнению МИД СССР, не соответствовало действительности, поскольку именно в этих странах «антисоветски настроенные» писатели не только получили свободу слова, но и захватывают в газетах и журналах руководящее положение, зажимая «истинных друзей СССР и настоящих ленинцев» (АВПР. Ф. 077. Оп. 36. Папка 48. Д. 14. Л. 91).
Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы / ред. – сост.: Е. Д. Орехова, В.Т. Середа, А. С. Стыкалин. М., 1998. С. 341.