Другая страна. Марик Лернер
мальчиком на побегушках в типографию. А, ждешь рассказа, как я там просветился, и стал революционером. Я тоже эти фильмы видел. Ничего подобного, я с детства всякие железки обожал, встану за спиной у мастера и ключи ему подаю. Так что, под конец, лучше любого специалиста в наших машинах понимал. И политика меня не особо волновала. В общем, это я изрядно отвлекся… Еще до Великой в царскую армию призвали.
Это он про 1 Мировую, догадался я.
– Так что зацепил я войну на совесть. Не скажу, что самый большой герой был, но два Георгия имею. А еще ранение в живот, когда пуля на вылет прошла и ничего важного не задела. Всего полгода по госпиталям. Пенициллинов тогда еще не было, и в Израиле появилось, только к началу 2 мировой войны, когда фармацевтическая Тева в Петах Тикве заработала… Как пошло нагноение, так чуть не помер. Потом еще дважды в госпиталях, в общей сложности, дополнительно почти год. Так что полтора года войны я смело отсиделся в тылу. Не смешно? Ну, так я это всю жизнь слышал, где не воевал, – сказано было с серьезной злостью.
Я промолчал. Не хотелось сбивать.
– Ну, к революции был я весь из себя распрогандированный, аж до самых порток, – знакомо хмыкая, продолжил Ицхак. – Правда, неизвестно куда. Мне без особой разницы было, большевики, меньшевики или анархисты, главное штыки в землю! Домой ехать не особо рвался, сестра замуж вышла и куда-то уехала, отец давно писать перестал, еще, когда русские из прифронтовой зоны народ выселяли, так и не узнал, что с ним случилось. Так что вышел я с приятелем, на его станции, без особых мыслей. Если все равно куда, почему не здесь. А здесь – это Екатеринослав был. Махно тогда только начинал, украинцы по домам разбегались, землицу делить, а я был совсем не плохой пулеметчик. Так и прижился, почти до конца в кадровом ядре. Сначала за пулеметом, потом оружейником, любую пукалку починить могу и к делу приспособить. Технику любить надо. Чистить, смазывать. Пришел с дежурства, займись, в первую очередь оружием, а не байки трави про свой героизм. Тогда и осечек не будет.
У Махно ведь как было, часть воюет постоянно, а часть постреляет и по домам. Сегодня десять тысяч, завтра одна. Зато мобильность была высокая, нас кто только не ловил – и австрийцы, и петлюровцы, и белые, и красные. От всех батька, как колобок, ушел. Есть такие люди, спокойно жить не могут, то ли всеобщей справедливости хотят, то ли красиво жить. В нормальной жизни получился бы из него, в лучшем случае, бандит. А когда все кругом горит, люди за такими идут. И воля у него, и энергия, и ум, и храбрость, и авантюризм. Рисковать ведь не каждый может. Думает, а что потом будет. А горело тогда на Украине по страшному. Власти одна другую постоянно сменяют, брат стреляет в брата. Кто за землю, кто из идейности, а кто упырь настоящий, никак кровью не насытится. Тут ведь как… Пришли, пограбили, кого-нибудь расстреляли. Сын, муж, брат пошел и в отместку кого-то застрелил. А за того, в свою очередь отомстили, и нет выхода из этого кровавого круга. Многие, видя, что творится вокруг, думают, что одни не лучше других. Хотят