Другая страна. Марик Лернер
время от времени стрельба. А у меня на душе было муторно. Умом я и раньше понимал, что возврата нет. Скорее всего, я записан дезертиром. Теперь война кончилась. В лагерь мне совершенно не хочется, наслушался я от своих солдат, что это за место. Хорошо еще, что никого у меня там, в СССР, не осталось.
Мои ребята запалили здоровенный костер и тоже устроили шумное веселье. Я устроился на ступеньках у входа в барак и наблюдал, как, прикрывая спинами, они передавали друг другу бутылки. Наверное, думают, что я не замечаю. Наивные, не всегда нужно реагировать, даже если видишь. Иногда, бывают случаи, когда надо дать возможность вздохнуть свободно.
Тут попытался запеть Дов. У него не было ни слуха, ни голоса, но огромное желание исполнить погромче. Только совместными усилиями его удалось заткнуть. После спора запели хором. Я не в первый раз такое слышу, по радио часто передают, и не могу понять, как к этому относиться, мелодия знакомая, какая-нибудь «Катюша» или "Синий платочек", слова ивритские. Иногда совпадает, иногда ничего общего. Вот "Жди меня", Симонова, один-в один, а мне не нравится. Нельзя стихи правильно перевести, совсем по-другому звучат, хотя это дошло до меня гораздо позже. Чтобы это понять надо говорить свободно на обеих языках. Потом завели воинственные марши – "От Дана до Беер-Шевы", "Тебя я не забуду", "Верь, наступит день". Это по радио регулярно гоняли, и даже я умудрился выучить.
Рядом села Анна.
– Скажи, почему ты так относишься, к нам, девушкам. Я знаю, что Юдит, Нина и Марьям не могут, вытянуть физически то, что требуется, но я и остальные?
– А что, это так заметно? – удивляюсь.
– Мне – да.
– В тылах, – тщательно подбирая слова и не только от плохого знания, но и пытаясь донести мысль, говорю, – как медики, машинистки, повара, связистки, зенитчицы, технический персонал женщины очень полезны. Но на переднем крае женщины находиться не должны. Ты просто не знаешь что такое настоящая война. Грязь, пот, вши – это не для женщин. Но самое страшное, даже не быть убитым. Страшно, когда осколок в живот и никогда больше не родишь. Мужчина инвалид – это не сильно красиво, но женщина без ноги, никогда не выйдет замуж. А самое плохое – попасть в плен. Ты не представляешь, что в таких случаях бывает.
У костра кто-то достаточно громко сообщил, что они то еще повоюют. Арабы никуда не денутся. Голос был изрядно поддатый. Вроде всего три бутылки на тридцать человек уговорили. Совсем еще дети. Или я все-таки, не все видел? А, сегодня можно. Потом, все равно, все с потом выйдет. А пока нечего здесь торчать, может начаться стадия, когда им захочется про войну послушать. Я такие вещи не люблю. Кто много треплется, тот ее, скорее всего, вблизи не видел. У каждого свои воспоминания и мне ни с кем этим делиться не хочется, а тут даже смерть другая. Трупы на жаре долго не лежат и вздуваются. А в пустыне, говорят, наоборот, ссыхаются в мумии. Неудивительно, что и евреи, и арабы стараются хоронить на следующий день. Даже в религиозные нормы записали.
– Извини, Анна. Я пойду. Скажи всем, завтра выходной кроме караула. Я в мастерскую.
– Это