Бескрылый воробей. Виктор Борисович Ефремов
(хотя порой я бежал от неё, как от огня). Мне нравилось объяснять сестре то, что не понятно ей, и пытаться понять то, что старается объяснить мне она. Я любил дурачиться с ней и никогда не упускал повода поспорить о чём бы то ни было. Но, чёрт возьми, в конце концов я заменял ей отца и считал своим долгом воспитывать её, поэтому дурачество время от времени сменялось советами и ненавистными ей наставлениями.
– Кать, я сегодня заходил в школу. Ты ничего не хочешь мне рассказать?
– Он сам виноват, – оборвала сестрёнка, уставившись под ноги.
– Знаешь, Вера Владимировна думает иначе.
– Он сам виноват, – упрямо повторила она.
– Кать, зачем ты украла книгу Глеба? – продолжил я неприятный нам обоим допрос.
– А зачем он дразнил меня? Зачем он повторял раз от раза, что это, видите ли, ограниченное издание, подписанное самим Джеком Лондоном? Нельзя вести себя как зазнавшийся индюк и оставаться при этом безнаказанным! Я ведь… Я просто хотела его проучить. Мне не нужна эта книга, я перечитывала «Морского волка» раз десять, а «Белый клык» знаю чуть ли не наизусть. И какого чёрта…
– Не ругайся!
– Извини… Почему он считает обязательным показать каждому её кожаный переплёт и этот чёртов ценник? – с трудом сдерживая слёзы, подытожила юная клептоманка.
– Катя, – остановился я, вглядываясь в её глаза, – воровство – последнее дело. Запомни, честь выше всякой глупости. А индюк, какой бы пышный и роскошный он ни был, рано или поздно попадёт в суп.
– Ты прав, ты как всегда прав, – улыбнувшись, сказала сестра.
– Давай заключим сделку: ты вытрешь слёзы и пообещаешь мне больше никогда не опускаться до уровня пернатых, а я ничего не расскажу маме. Идёт?
– Обещаю! – сверкнула сияющими глазами девчушка.
Договор вступил в силу, как только мы деловито пожали друг другу руки. Правда, уговорить упрямого ребёнка извиниться перед пострадавшим мне так и не удалось.
– А теперь, – похлопав по плечу несовершеннолетнюю преступницу, я подытожил, – ты водишь!
В доме царило настоящее пекло. В отличие от фермы Воробьёвых, располагавшейся в тенистой низине, наша ферма с удовольствием питалась всем солнечным теплом, которое только может вкусить самое пустынное место на планете. Вечерняя прохлада, совсем недавно успокаивающая пульсирующую боль в висках, мгновенно сменилась подлинным летним зноем, выбивающим испарину из каждой поры пышущей жаром кожи. Неторопливо уходящее за горизонт солнце, казалось, не хочет так просто отпускать эти и без того выжженные дотла земли, из последних сил цепляясь когтистыми лучами за каждую ускользающую из рук травинку. Старый вентилятор, собранный из моторчика выдохшейся бензопилы родом из бородатых годов и самодельных лопастей, примотанных друг к другу чёрт знает чем, еле справлялся с порученной ему работой. Сквозняк, казалось, пытался спрятаться в стенах нашей