Неоконченные предания Нуменора и Средиземья. Джон Р. Р. Толкина
и он любил вспоминать те времена, когда еще не был жалким калекой.
– Да, сын Хурина, говорят, то была великая битва. Меня взяли из лесов и послали на войну, но в самой битве я не сражался – а поспей я в битву, быть может, заслужил бы себе увечье попочетнее. Мы пришли слишком поздно, нам только и осталось, что отвезти домой тело старого владыки, Хадора, – он пал, защищая короля Финголфина. После этого я служил в Эйтель-Сирионе, могучей крепости эльфийских королей. Много лет провел я там – или это теперь так кажется, оттого что больше в моей жизни нечего вспомнить, такая она была серая и тусклая? Я был в Эйтель-Сирионе, когда его осадил Черный Король; Галдор, отец твоего отца, держал эту крепость от имени верховного короля. Он погиб во время приступа, и я сам видел, как твой отец встал на его место, хотя был еще совсем молод. Говорили, что дух его пылает столь жарко, что меч накаляется в его руке. Он повел нас, и мы оттеснили орков в пески – с того дня и до сих пор не смеют они приближаться к стенам Эйтель-Сириона. Но я, увы, был по горло сыт битвами и сражениями – вдоволь нагляделся я на кровь и раны. Я затосковал по родным лесам, и меня отпустили домой. Пришел я домой – и изувечил себя сам: бежишь от беды – а она навстречу.
Вот что рассказывал Садор Турину. Турин же, подрастая, начал задавать вопросы, на которые Садору бывало трудно ответить. Слуга часто думал, что такие вещи мальчику лучше бы узнать от родных. Однажды Турин спросил:
– Это правда, что Лалайт была похожа на эльфийское дитя? Так говорил отец. А что он имел в виду, когда говорил, что она кратковечнее?
– Да, она была очень похожа на маленького эльфа, – ответил Садор. – В начале жизни кажется, что дети людей и эльфов – близкие родичи. Но дети людей растут быстрее, и юность их коротка – такова наша судьба.
И Турин спросил:
– Что такое судьба?
– Насчет судьбы людей, – ответил Садор, – спроси кого-нибудь поумнее Лабадала. Но всем известно, что мы быстро устаем и умираем, и многие гибнут еще до срока. А вот эльфы не устают, и умирают лишь от тяжких увечий. Они исцеляются от многих ран и горестей, которые для людей смертельны, и говорят, что, даже если их тела гибнут, они все равно потом возвращаются. А мы нет.
– Значит, Лалайт не вернется? – спросил Турин. – А куда она ушла?
– Она не вернется, – сказал Садор. – А куда она ушла – этого никто не знает. По крайней мере, я не знаю.
– А это всегда было так? Или это от козней Черного Властелина, как Злое Поветрие?
– Не знаю. Позади нас – тьма, и о том, что было до нее, почти ничего не говорится. Может, отцы наших отцов и знали что-нибудь, но своим сыновьям они ничего не поведали. Даже имена их забыты. Горы отделили нас от прежней жизни. Они бежали сюда, а от чего – никому теперь не ведомо.
– Они боялись, да? – спросил Турин.
– Может быть, – ответил Садор. – Может быть, мы бежали из страха перед Тьмой, – пришли сюда, а она и здесь настигла нас, и бежать дальше некуда, разве что в Море.
– Но мы больше не боимся, – сказал Турин. – Не все боятся.