Эволюция человечества. Книга 1. Системные принципы развития. Первобытный период. Юрий Христофорович Григорян
есть очень весомый аргумент против всех этих естественнонаучных изысканий. Суть критической оценки сводится к следующему.
Какой бы сложности математические средства не применялись, как бы не были искусны математические формулы и уравнения, описывающие процессы в сложных, сверхсложных системах, они никоим образом не смогут вывести духовные явления, без которых невозможно понять жизнь людей. Можно восхищаться внезапно возникающей самосогласованной активацией атомов и последующим монохромным их излучением; упорядоченной конвекцией жидкости, разом сменяющей беспорядочные ее перемещения; вдруг образовавшимися узорами химических превращений, и даже найти математические описания подобных процессов. Но можно ли обнаружить в этих картинах нечто, хотя бы в зачаточной форме представляющее душу человеческую. Конечно, польза от разработанного математического аппарата велика; достижения естественных наук все с большим успехом применяют во многих областях экономики, управления, анализа общественных явлений. Но успех, как правило, бывает в тех сферах, где имеются уже устоявшиеся процессы, либо динамика производства и воспроизводства осуществляется по известному сценарию. Таковы и те общественные явления, которые в основных принципах уже известны и потому подпадают под инженерную социологию. Но к ним нельзя относить динамику истории, процессы новообразования, новые акты развития, и тем более глобальные преобразования, происходящие с родом человеческим. Многие социологи после Кондорсе, Сен-Симона, Конта отводили знанию решающую роль в истории. Так как же в принципе математические уравнения могут вывести само познание?
В прежних теориях было проще. В философии истории Гегеля абсолютный дух, абсолютная идея изначально была внедрена в теорию и пропитывала всю ее конструкцию. Движение духа было движением истории. Маркс попросту не ставил целью увязать природные явления низших и высших сфер. Его теория всецело относится к обществу, так что специально ставить вопрос о возникновении познания ему не пришлось. К тому же знание лишь неявно лежало в основе построения его концепции как причина развития производительных сил, но познание и созидание, тем не менее, оставались в глубокой тени. Лишь в последующих социологических учениях духовная составляющая жизни человека и общества выступила на первый план. Она стала явной в период появления и превалирования психологизма, а затем сохранялась в абсолютизированных идеальностях: типы, ценности, образы действий и т. п.
Особенно сложным оказалось положение историков. Одни из них замкнулись в описаниях событий прошлых времен, даже не пытаясь при интерпретациях затрагивать какие-то глобальные закономерности. Не желая повергнуться критике, они заняли в чем-то агрессивно-защитительную позицию. «Нет философии, мы – историки». Те же, кто не мог удовлетвориться поверхностным изложением фактов, искали выход в очень