Три жены. Большое кармическое путешествие. Елена Богатырева
неладное. Компрессионный перелом позвоночника давал о себе знать. Теперь он не мог выпрямиться, вытянуться во весь рост. Сначала ему казалось, что это сутулость – он быстро растет, поэтому и сутулится. Рос он действительно быстро, но так и не расправил плечи, не вырос выше отца. Вместе с ним за спиной рос горб. Он понял, что это горб, только тогда, когда новенькие в детдоме стали дразнить его горбуном. В голове метались белые всполохи, он бросался на обидчиков с яростью. А дальше ничего не помнил. Совсем ничего не помнил, не понимал, почему его держат за руки, почему руки сжаты в кулаки, почему на них пятна крови, а напротив мальчишка, и лицо его с кровавыми размазанными подтеками. Его прозвали Волком. Он ухмылялся. Волки представлялись ему гораздо более мирными созданиями, чем он. Волки казались ему ягнятами. Но он не знал, что Волком его прозвали не только за безжалостность, но и за то, что он выл по ночам так, что у ребят, живущих с ним в одной комнате, холодели сердца.
Он привык выть и мычать, объясняться жестами. Ночами ему снился один и тот же сон: он на пороге родного дома. Сияющая Дашка, состарившийся отец… Он так запрограммировал свою голову, что каждый божий день на протяжении нескольких лет видел один только сон. Но неожиданные пробуждения посреди ночи заставляли его вспомнить, что он теперь – горбун. Он думал о том, что Дашка может и не броситься к нему на шею, а отец посмотрит на него сверху вниз. И почти каждую ночь из его рта непроизвольно вырывался вой, так похожий на волчий…
К горбатому Волку не приставали мальчишки, и даже воспитатели ни разу не прошлись по его страшной спине мокрым крученым полотенцем, которым охаживали здесь всякого, кто выбивался из общего режима. Врагов у него не было, но не было и друзей. Он в них не нуждался. Детство окончилось быстро. Иногда ему хотелось вспомнить, когда же это произошло. Тогда, когда он взял в руки тяпку, или когда шел через знакомый с детских лет парк, или от этой страшной боли в спине там, в больнице. Ребенок тихо умер в нем, а взрослый так и не объявился ему на смену. Он ощущал себя скорее животным, чем человеком. Через два года полного молчания он научился думать без слов. Его должны были направить в училище, но никто не знал его возраста. И он так и не попал туда, а попал совсем в другое место, жизнь его, оборвавшаяся, когда он скользнул вниз по замерзшей крыше, катилась теперь все время под уклон, и он чувствовал это заранее. Как чувствует хищник приближение охотника, щелчок затвора, свист пули…
В тот день, когда произошел в его жизни новый обвал, ему исполнилось пятнадцать лет. Никто не знал об этом, кроме него. В этот день он проснулся раньше обычного, пока все еще спали, долго лежал в кровати с закрытыми глазами. Под ресницами проплывало лицо Дашки. Черные глаза смотрели на него с восторгом и удивлением… Другое лицо было гораздо старше, гораздо красивее, оно рассыпалось на тысячу белых всполохов, рассыпалось белыми перышками, ангельскими, может быть… Сашка повернулся