Поэт и Клодия. Натали Якобсон
не бумага, это пергамент. При ближайшем рассмотрении становилось заметно, что тонкая хорошо выделанная кожа исписана густыми черными чернилами и только несколько слов в конце свитка выделены красным. Что это за язык? Клодия никогда не видела таких странных букв и символов. Она не смогла бы понять ни слова из договора, но почему-то была уверенна, что в этот причудливом, не читаемом тексте сокрыты все параграфы ее судьбы. Договор? Откуда такая внезапная и твердая уверенность, что это договор, а не просто ничего не значащий текст?
На столешнице из красного дерева развернутый свиток выглядел зловеще. Нежная, гладкая текстура пергамента почему то напомнила Клодии о новорожденных в колыбели, а черные символы бежавшие поперек листа, как будто сообщали «помни о смерти, и о том, что кроме смерти есть еще один тайный путь». Пройдет еще пара секунд и ей все станет понятно. Уверенность в том, что ближе к полуночи к ней придет озарение и она сможет прочесть всю тайнопись стала почти непоколебимой. Клодия инстинктивно вытянула руку вперед еще прежде чем поняла за чем тянуться ее пальцы. Кроме свитка на столе поблескивали ловя блики от свечи еще два предмета, медная чернильница на гнутых ножках, которая казалось вот-вот сама начнет ползать взад-вперед по столу, нервно выжидая момент, когда ею воспользуются и перо. Железное перо! Клодия никогда еще не видела таких перьев, отлитые целиком из прочного железа и с заостренным, заточенным, как лезвие концов. В чернильнице поблескивала какая-то густая багряная жижа, а на кончик пера страшно было смотреть, казалось, он предназначен специально для того, чтобы прокалывать кожу до крови и писать, писать, писать свои инициалы до тех пор кровь под давление железа вытекшая из вены не будет перенесена на чистый лист.
Клодия не хотела прикасаться к перу, но пальцы сами тянулись к нему. Ладонь, как будто стала отдельным от нее существом, которое уже не слушалось хозяйки, а желало, как можно скорее и против ее воли схватить пугающий предмет. И что произойдет тогда. Возможно, в этот миг уже все тело Клодии не будет принадлежать ей, а отдастся иным силам. Единственный способ спастись, это отрубить себе руку, чтобы она уже не могла предательски притягивать свою владелицу к гибели. Так матрос, рука которого застряла в якорной цепи перерезает собственное запястье, чтобы самого его не засосало в пучину. Клодия была достаточно решительной, чтобы нанести роковой удар, но у нее не было с собой ни кинжала, ни ножа, все свое оружие она оставила в мансарде, а пальцы продолжали тянуться к перу против воли, так, словно ими на миг завладел демон.
Вот уже ее ногти коснулись столешницы и блик от свечи вспыхнул отсветами на черных символах так, словно это была вовсе не бумага, а начищенная до блеска медная поверхность. Кто-то торжествующе хохотнул во тьме, какой противный смех. В такт ему раздался спокойный, строгий голос, который начал возражать. Каким-то уголком сознание Клодия уловила спор, вернее отголосок чьей-то беседы, очень короткий диалог, в конце которого тот, кто до этого