Логово снов. Либба Брэй
Я так боялась, что потеряю еще одного ребенка. Так много деток, и всех больше нет… А доктор сказал, что витамины помогут.
– И они помогли. Вот же он, я, маман, – отвечал ей на это Генри.
– Она написала мне письмо, сказала, что надо спрятать птичку, – продолжала она, теребя черные бусины в беспокойных пальцах.
Потом приходила Флосси и уводила маму обратно в большой белый дом.
– Идемте-ка, мисс Катрин. Святые не будут против, если вы пообедаете.
А Генри снова бежал к Луи, и они вдвоем гнали «Копченую Мэри» на западный край озера Поншартрен и ловили там рыбу с пирса в Бактауне, устраивали пикник у старого испанского форта или играли музыку в пансионах и летних лагерях Милнбурга.
Луи его никогда не называл Хэлом – для него он всегда был Анри, да еще в томно растянутой, знойной, как воздух над Кварталом, манере:
– Ну что, по ракам, А-анри-и?
– Ты слышал, как он сыграл эту фразу, Анри?
– Анри, не тормози, нас уже все заждались у «Селесты».
И любимая у Генри:
– Moi, je t’aime, Henri[19].
Он хотел, чтобы лето никогда не кончалось.
А потом ужасным безветренным августовским днем Гаспар помер. Не успел Луи его остановить, как щен кинулся за уличной кошкой и попал под фургон мороженщика, выворачивающий из-за угла. Был скрип колес и один жуткий взвизг. Они с Луи протолкались через толпу, и тот, испустив собственный вой, осел на колени и принялся баюкать свою мертвую собаку. Шофер, добродушный, толстолицый дяденька, снял колпак и похлопал Луи по плечу, будто отец.
– Он выскочил на дорогу, откуда ни возьмись, сынок, – сокрушенно сказал он. – Остановиться совсем не было времени. Мне ужасно жаль – у самого три собаки.
Луи был безутешен. Генри купил бутылку у итальянской вдовы, и они уединились у себя в мансарде. Тело Гаспара, завернутое в простыню, лежало на кровати. Луи рыдал, а Генри крепко его обнимал и по глотку вспаивал самогоном, пока глаза у него не остекленели. Потом Генри позаимствовал автомобиль у одного из патронов в «Селесте», и они похоронили Гаспара за городом, на болотах, под кружевной ивой, и положили в головах печеную косточку, украденную у Флосси с кухни.
– Она меня убьет, если узнает, что я спер ее лучшую суповую кость, – сказал Генри, стаскивая промокшую от пота рубашку.
– Он был хороший пес, – сказал Луи.
Глаза у него были красные и опухшие.
– Самый лучший на свете.
– Почему все, что я так люблю, меня покидает? – прошептал Луи.
– Я тебя не покину, – пообещал Генри.
– Как ты заставишь отца разрешить тебе остаться?
Генри прикусил губу, глядя на свежевскопанный холмик.
– Я что-нибудь придумаю.
– Клянешься?
– Клянусь.
Но он и правда не знал, как.
Поздний август расположился над городом, принеся с собой пелену мутных облаков, обещавших, но так и не проливших дождя. После целого дня удушающего зноя Генри
Я люблю тебя, Анри (