.
Он думал, что Луи плохо на меня влияет.
– А он плохо на тебя влиял?
– Нет, никогда, – твердо сказал Генри.
Интересно, насколько стоит с ней откровенничать?
– А что бы ты стала делать, если бы родители запретили тебе видеться с самым твоим дорогим другом?
– А какой у меня был бы выбор? – вздохнула Лин. – Они же мои родители. Я им всем обязана.
– Ты вовсе не всем им обязана, – чуть-чуть запальчиво начал Генри.
– Нет, всем. Они мои родители, – отрезала Лин, словно закрывая тему. – К тому же вопрос чисто умозрительный. У меня нет самого дорогого друга.
– Что, ни одного?
Самым дорогим у нее был, наверное, Джордж… но они уже некоторое время как начали расходиться.
– Не всем вообще-то нужны друзья.
– Нет, друзья нужны всем.
– Мне нет, – сказала Лин.
– Это самая о-че-лют-но печальная вещь, что я слышал в жизни. И как джентльмен я настаиваю, чтобы на этой неделе ты как-нибудь пообедала со мной и моими друзьями. Устроим вечеринку.
Лин очень живо представила физиономии Генри и его модных приятелей при виде нее, ковыляющей к ним на своих костылях. Вот у них открываются рты, вот они побыстрее натягивают сочувственные улыбки, под которыми тут же начинает скапливаться досада. Никогда этому не бывать!
– О-че-лют-но – это не настоящее слово!
– Совершенно о-че-лют-но настоящее! Оно даже в словаре есть – как раз после воз-мо-лют-но!
– Ты просто хочешь меня позлить.
– Со-вер-тель-но нет! – Улыбка у Генри была сама невинность.
– Ты лучше слушай скрипку твоего приятеля, – рявкнула Лин и пошла вперед.
Во время первой своей встречи с мертвыми она брела во сне по дождливой улице среди каких-то людей, выглядевших просто как размытые кляксы на фоне серого дня. Она увидела красивые двери, расписанные грозными ликами богов, отгоняющими злых духов. Неожиданно двери отворились, и за ними под бумажным зонтиком стояла ее двоюродная бабушка, Хуэй-Ин, которую Лин знала только по фотографиям из Китая. Дождь падал вверх, не касаясь ее. Очерк фигуры слегка мерцал – как она потом узнала, это и отличало живых от мертвых в мире снов.
– Дочка, – сказала бабуля, – скажи, чтобы сломали мой любимый гребень, тот, который из слоновой кости, и похоронили меня с половинкой. Он в расписном шкафу, второй ящик сверху, в тайнике сзади, за фальшивой перегородкой.
На следующий день родители получили телеграмму, что бабушка Хуэй-Ин умерла, и как раз в ту ночь, когда Лин ее видела.
– Он в расписном шкафу, второй ящик сверху, в тайнике сзади, за фальшивой перегородкой, – бездумно повторила Лин бабушкины слова.
Потом, позже, папа взял ее с собой на ферму на Лонг-Айленде. Они работали рядышком, под жарким солнцем, собирая бобы. Папа был тихий человек, мысли свои в основном хранивший про себя, – в чем-то они были похожи.
– Лин, – сказал он, отрываясь от сигареты (она в это время ела персик, наслаждаясь сладостью сока на языке), – откуда ты узнала про бабушкин гребень?
Лин