8, 9 – аут. Таинственная река. Владимир Буров
похожа на Анну Каренину.
– А в чем нет?
– Она никогда не бросится под поезд.
– Почему?
– У нее семь детей. Кто их будет водить в детский сад, спрашивается?
– У Анны Карениной был только один ребенок. Кажется, его звали Алексей.
– Ну, она-то выглядит, как будто у нее детей намного больше. Я даже не уверена, что она хоть когда-нибудь видела боксерские перчатки. Ее сейчас изобьют до полусмерти. Кстати, кто у нас там?
– У нас?
– Хорошо, у вас. Если вы не считаете меня своей – дело ваше. Проиграете.
И вышла неизвестная Михаилу боксерша.
– Кто это? – спросил он метрдотеля. Его звали Берлиоз. Почему? Другие имена Афанасьевичу не нравились. Да он и не мог их запомнить. Говорил, бывало:
– Ты, как тебя, Степа, сколько сегодня заказов на вечер?
Или:
– Поди-ка сюда, Римский, я тя сейчас научу считать бабло.
А Берлиоз почему-то ему запомнился. В принципе запомнить нетрудно, если вы знаете, что был Бетховен. Вспоминаете:
– Бетховен! – Есть такой большой, добрый лохматых пес. А этот лысый. И делаете логичный вывод:
– Значит, это Берлиоз.
– Я не звал ее, и тем более, впервые вижу.
– Так узнайте. Что за народ. Никой любознательности.
– Любопытной Варваре вон… вы знаете, что сделали?
– Что? Отрезали голову трамваем?
– Простите меня, Миша, но вы же ж знаете, что я таких шуток не люблю. Впрочем, если хотите, я узнаю.
И скоро Берлиоз сообщил:
– Это русская эмигрантка. Победительница чемпионата Америки прошлого года. Имя… – метр полистал блокнот: – Черная Мамба.
– Неужели всё так серьезно? – нервно улыбнулся Михаил. – Черных Мамб не бывает.
– Может и не бывает, – сказал Берлиоз, – но сегодня одна есть.
– Я с ней справлюсь, – сказала Марго.
– Ты уверена? А то, может, не надо. Ибо я могу потерять не только этот кабак, но и тебя. Май либе дих.
– У тебя ужасный акцент, мой сладкий. Я пойду на ринг. Время уже на исходе.
Она вышла в изумрудном халате с букетом желтых орхидей. Черная Мамба вышла в черно-сером халате с красной мордой змеи на спине и на руках.
Бой начался.
– Прижми подбородок, – помогал размышлять своей боксерше Грибоедов. – Обходи ее.
– Проведи ей серию, – говорил Марго Афанасич. – Вес на правой ноге – бей левой! Вес левой ноге – бей правой! Проведи серию, – повторил Булгаков. – Представь себе, что колешь лёд пестиком.
– Ноги не должны выходить за линию плеч! – орал Гриб. – Бей ее до тех пор, пока не поймешь, что победила.
В принципе, что здесь странного? Каждый кричит именно то, чего он так давно хотел сказать.
Боксершам не разрешили пить после первого раунда. Да они и не привыкли. Просто наслушались, что здесь так принято, что здесь так обычно делается, и тоже потянулись к рюмкам. Только Грибоедов