Собачий кайф. А. К. Замараев
разглядывал его, то махал им, то прицеливался в пассажирское окно. Закончив говорить, мужчина облокотился на машину и закурил.
Это заинтриговало Андрея, и он стал пристально наблюдать. Что будет дальше? А дальше было вот что: примерно через двадцать минут к иномарке подъехала «Лада» и из неё вышел небольшой пузатый мужичок. Он что-то отдал владельцу иномарки (по всей видимости, деньги), после чего дверь тонированной машины открылась и из неё вышла маленькая девочка с длинными волосами и белом платье. Мужичок ласково приобнял её и аккуратно усадил в свою машину. Иномарка отъехала, и ребёнок с мужчиной остались одни.
Издалека юноша не видел всего того, что творилось в машине. Он только приметил, что её слегка потряхивало, а из открытой форточки изредка виднелась маленькая худенькая детская ручонка.
«Ах вы, суки! – Андрей встал на ноги и заметался из стороны в сторону, – что же делать, что делать-то?..».
– Уроды, сволочи! – Вырвалось у него.
«Он ведь где-то рядом, у него есть оружие, чёрт его побери!.. Точно, нужно позвонить в полицию…». И Волынский нашарил в карманах свой телефон. «Точно… разряжен». Со злости он хотел было бросить его в воду, как с другого берега послышался шум мотора. В муках и терзаниях он был вынужден досматривать горькую сцену до конца…
Только иномарка сравнялась с другой машиной, девочка вылезла, утирая кулачком лицо, в свободной руке она держала что-то круглое, похожее на большой леденец. Кажется, она плакала. «Лада» уехала, и смуглый мужчина пихнул девочку в шею и затолкнул в иномарку. Затем скрылся из виду и их автомобиль.
«Ужасный, просто ужасный день, – промелькнуло у Андрея в голове, – я не хочу больше подобного видеть, я так ничтожен… так бессилен перед этим смрадом… я в нём повяз». Слёзы наворачивались на его глазах.
Грустный и расстроенный он вернулся домой. Бездумно парень покормил кошку, бросил в угол художественные принадлежности и улёгся на кровать. «Я ничего не смог сделать, боже… какой же я слабак, я дерьмо! Подлый трус, трус, трус… я ведь был другим, когда со мной была она, её зелёные глаза, ласковый смех… губы… Тоня…».
Глава четвёртая
После ухода Волынского Дима надел домашние штаны и бухнулся на кровать. «Чё-ёрт, что это была за хрень?..». В руке он держал альбом с рисунками. Галлюцинации были не такими сильными, и Бельков мог управлять ими. Напрягаясь, – он мог их усиливать, или наоборот – сводить на нет, расслабляясь. Раскрыв перед собой альбом, он завис над рисунком. Это были его первые пробы пера, парень любил заниматься медитативным рисованием – «Зентагл» и «Дудлинг», так, ради интереса. Узоры то смешивались с мелкими мордашками и фигурами зверей и насекомых, то вдруг шевелились и играли семью цветами кислотной радуги. От ярких цветов Диме резало глаза. Он продолжал смотреть на то, как узоры превращались в крутящиеся шестерёнки, с них капало фиолетовое масло, капли летели вниз,