Пионеры воздушных конвоев. Малоизвестные страницы войны. Григорий Киселев
а то ведь не догоню, – проговорил, засуетившись, отец.
– Подожди, – сказал Саша. Он ловким движением сбросил с себя меховой реглан, снял свитер и, оставшись в одной гимнастёрке, скомандовал: – Снимай шинель, пододень свитер.
– Да, что ты, Саша, а ты?..
– Я, папа, нормально. Одевайся быстрее, а то действительно не догонишь.
– Сорокин, догоняй, – крикнул старшина роты, уходивший с последним взводом.
Отец с сыном крепко обнялись. Саша через солдатскую шинель отца почувствовал, как вздрагивают его худые, костлявые плечи.
– Успокойся, папа, не надо, – проговорил он, с трудом сдерживая слёзы.
Александр взял руки отца в свои и подул на его пальцы, чтобы своим дыханием хоть немного согреть. Вид этих не гнущихся, посиневших от холода пальцев, которые давно не видели рукавиц, кольнул его в сердце. Он достал из кармана кожаные меховые перчатки, сунул их за пазуху отцу и сказал:
– Всё, беги, сообщи свою полевую почту, я буду писать тебе.
– Спасибо, сынок, – обернувшись на бегу, прокричал отец. – Обязательно напишу…
– Саша, что случилось? Ты спишь?
Кто-то яростно тормошил его за плечо. Александр открыл глаза и, не понимая, что с ним и где находится. Испуганный вид Петра Гамова, вернул его к действительности.
– Что с тобой? Ты плачешь? – вопрошал Пётр.
Саша приходил в себя. Он с удивлением обнаружил, что и лицо его, и подушка, на которой он спал, – мокрые от слёз.
– Ничего, Петя, – смутился он. – Похоже, это я во сне. Представляешь, последняя встреча с отцом на какой-то станции. Его после формирования отправили на фронт, и мы случайно встретились.
– Это здорово! Хоть во сне отца увидел.
– Но во сне всё было, как на самом деле. Та встреча ведь была в действительности, и мне посчастливилось пережить её ещё раз, – он потянулся рукой в изголовье, достал полотенце, вытер им лицо. – Представляешь, а ведь при встрече с отцом таких слёз не было.
– Это нормально, тогда ты был в полном сознании, были какие-то тормоза, а в забытьи тормозов нет, и ты свои эмоции не сдерживал.
Они помолчали.
– Может чайку попьём, смотри, чайник пыхтит, как самовар, – нарушил молчание Пётр.
– У меня где-то сухари были, – поддержал его Сорокин.
– А у меня заварка есть, и сахарок найдётся…
Пётр сыпанул в чайник две хороших щепотки чая, который вместе с сахаром достал из вещмешка и, присев за сколоченный из досок стол, разлил по кружкам ароматную жидкость.
– Давай, присаживайся, – сказал он, подвигаясь на лавке. – И что с отцом? Жив, нет? – продолжая разговор, спросил Пётр.
– Да, жив, воюет в пехоте. Вот только крайнее письмо от него получил ещё в части, перед отъездом в Иваново. Поэтому, как сейчас – не знаю.
– Ну, Бог даст – всё хорошо будет, – Пётр осторожно, чтобы не обжечься, отхлебнул из кружки и стал размачивать сухарь. – Слушай, Сань, помнишь, при первой встрече, если не ошибаюсь, ты говорил, что тебя в Иваново направили прямо с фронта?
А