Крушение. Эмили Бликер
улыбается.
– Да все нормально. Только лучше сунь его под сиденье, когда будет возможность, о’кей? Может быть, нас слегка тряхнет. Но совсем чуть-чуть.
Ее спокойствие кажется мне неестественным. По моим ощущениям, мы сейчас в чем угодно, но только не «в шоколаде». Ведь наш правый двигатель задымился не без причины, да и грохот был такой, что у меня зазвенело в ушах. А вдруг мы все же не дотянем до аэропорта? Что, если это серьезно?
Дейв тоже, похоже, не удовлетворен объяснением.
– Тереза, что там у нас за проблема? – Я вижу, что он пытается казаться спокойным и собранным, но предательская дрожь в голосе выдает его.
Стюардесса как раз переступает с ноги на ногу, когда самолет со страшным треском вдруг заносит куда-то в сторону.
Тереза всей спиной ударяется о дверь туалета и падает на пол. Свет в салоне гаснет. Самолет скрипит и стонет. Нет, он явно больше не выдержит и вот-вот разлетится на куски.
Я уже вполне убедила себя в том, что наш самолет сейчас нырнет носом вниз в океанские волны, когда он неожиданно выравнивается, и даже свет продолжает гореть. Электричество привычной желтизной заливает все вокруг, придавая всем вещам подозрительно нормальный вид. Только у Дейва слегка растрепались волосы. Тереза в порядке, она уже встает.
– Пусть Кент говорит, что хочет, но вы тоже имеете право знать, по-моему, – пыхтит она; ловко балансируя на шпильках, прижимается спиной к внутренней обшивке фюзеляжа и вцепляется в нее руками. – Мы потеряли двигатель. Дотянуть можно и на одном, но сохранить высоту не получится, так что лететь придется не над облачностью, как до сих пор, а прямо сквозь нее, или даже под ней. – Она набирает полную грудь воздуха. – Мы летим в грозу.
Вспышка молнии снаружи затопляет своим мертвенным светом весь салон, и электричество снова мигает. Самолет подпрыгивает так, что ремень безопасности налезает мне на бедра, а джинсовый пояс шортов больно врезается в тело. Дейв вцепляется обеими руками в подлокотники с такой силой, что у него белеют ногти.
Терезу бросает из стороны в сторону от каждого толчка.
– Тереза, садитесь. – Я снова начинаю возиться с ремнем безопасности.
Но стюардесса мотает головой и, отчаянно напрягая голос, чтобы перекричать шум, кричит:
– Не снимай ремень! Это опасно!
И тут земное притяжение почему-то исчезает. Мы снова летим вверх, натягивая ремни; вторая вспышка молнии озаряет салон. Когда самолет выравнивается, Тереза опять лежит на полу, сбитая с ног, как и в первый раз. Волосы полностью закрывают ей лицо, но сквозь них я вижу ее глаз; он смотрит на меня, не мигая, а ее правая рука вывернута неестественно, как у брошенной куклы. И голова так близко склонилась к плечу, что, кажется, еще чуть-чуть, и ее щека коснется лопатки. И вообще, она лежит так тихо, так устрашающе-неподвижно, что напоминает марионетку, выпавшую из рук кукловода.
– Тереза! – Я пробую дотянуться до нее, не расстегивая ремня. Самолет ныряет, злобно стеная, точно кляня законы физики.
– Дейв! –