Тени. Что чувствуешь, когда тебе ломают жизнь?. Валя Шопорова
в тот самый день…
Вновь перевернувшись, Хенси сжала зубы, чтобы не застонать – боль внутри и снаружи тела была всё ещё очень сильной, а обезболивающие препараты ей почти перестали колоть. Все рассчитывали на то, что молодой организм сможет справиться. И, может быть, организм и сможет, но душа, душа…
Дни шли, бесконечной чередой тянулись перед глазами, совершенно не отличаясь друг от друга. Каждое утро приходил Макей и сидел с Хенси до обеда, каждый день были какие-то бесконечные процедуры и осмотры, разговоры с врачами, к которым Хенси уже даже не прислушивалась – они были настолько однотипны, что включенность разума не требовалась для ответа.
Каждый раз, когда отчим, попрощавшись, покидал её палату, Хенси с облегчением выдыхала. Каждый раз она ложилась, сворачиваясь клубочком, и начинала беззвучно плакать, душа себя подушкой, чтобы вездесущий медперсонал не обратил внимания на странные звуки. Она давилась слезами, промачивая подушку, размазывая по ней сопли и слюну от задушенных криков. Она выглядела уродливо и отвратительно, низко, растоптано, сломано. В такие моменты – моменты слабины, она позволяла выглядеть себе так, как выглядела её душа. Она позволяла раскрыться своему панцирю, растягивала свой спасительный хрупкий мирок до размеров палаты и вновь сужала его, забивалась обратно в раковину, когда у дверей палаты слышались шаги медсестры, что извечно натянуто-дружелюбным тоном приглашала девушку на процедуры.
Первые семь дней Хенси не разрешали даже садиться. С восьмого дня её нахождения в больнице ей разрешили принимать сидячее положение, но ходить на процедуры самостоятельно ей всё ещё нельзя было – и теперь каждый день за ней приходила медсестра, прикатывая с собой инвалидное кресло. Это было ужасно – в семнадцать лет сидеть в инвалидной коляске, имея здоровые руки и ноги. Это было унизительно, конечно, не так, как водные процедуры вне ванной комнаты, которые проводил низший медперсонал, но приятного было тоже мало.
Услышав шаги за дверью, Хенси, отработанными и быстрыми движениями вытерла лицо подушкой, перевернула её сухой стороной кверху, высморкалась в салфетки, что прятала под подушкой, и бросила использованное бумажное изделие в ящик светло-голубой прикроватной тумбочки. Буквально через мгновение дверь открылась и, катя перед собой коляску, в палату вошла молоденькая медсестра.
– Новенькая, – подумала про себя Хенси, – раньше я её не видела. – посмотрев на медсестру ничего не выражающим взглядом, девушка поправила подушку и встала, оставаясь около кровати и ожидая, когда к ней подкатят кресло.
– Скоро тебе уже можно будет ходить самой, – ободряюще сказала молоденькая женщина, катя Хенси по коридору. Она, как и многие другие, пыталась помочь девушке, но получалось слабо. Хенси даже не ответила ей, лишь слабо кивнув в ответ и вновь погружаясь в свои мысли. – Всё будет хорошо, ты молодая ещё, всё заживёт…
Даже сама Хенси не успела понять, как