Осколки мозаики. Роман-фэнтези. Людмила Захарова
вздрагивающей минутной стрелкой на старинных часах, которые вот-вот пробьют свое жуткое бремя. Тревога прячется крапленой картой в колоде, вечер разыгрывается, ставки крупнее всех фамильных бриллиантов или… Вдруг это нелепая ссылка на сон – кошмарный сон наяву? Он не находит в памяти ни одного вечера, где бы они так веселились и только для себя. Гостей нет, да теперь уж не затевают балов и приемов. Упоение каждым мгновением, упование на драгоценную отсрочку. А вдруг незначительный случай переменит волю?
Они танцуют самозабвенно, сменяя друг друга у рояля, забыв о клавишах, сближаются в мазурке под неслышные па, уносятся в вальсе отчаянного восторга. В смутном золоте свеч колеблется эхо полуночной залы, восхищение устроенным шумом утопает в звоне фужеров и всплесках ладоней: «Ах, браво-браво, граф»! – Из затаенных глубин души, радуясь изречению вслух, слова исторгаются с наслаждением. И это прекрасно! Обретает голос сокровенное, ведомое лишь во сне, что так умиляло батюшку на исповеди и радовало матушку («то, голос сердца, дети мои, то ангел любви образует вас, верьте, верьте друг другу…»). Снисходившее к ним обоюдное откровение, высказанное сначала в шутку и с громким смехом, не рассыпается на бессмысленные звуки – не остужает чувств, а вселяет надежду – надежду на спасение. Государыня не попустит…
Военный мундир к лицу и легкий багаж прикручен к пролетке, хрипят нетерпеливые кони. И голос призывный трубы знает почти наверняка, что граф защитит свою ненаглядную. Прощаясь, она смело поправит его.
– До встречи, до скорой, возлюбленный!
И он безбоязненно смеется, и верит в свой единственный шанс.
– Сударыня, я не хотел бы видеть Вас вдовой. За Вами князь, прощайте! —
Смутившийся князь пожал локоток.
– Графиня, я скоро отъезжаю. Город пуст, все зависит от Вас. До последнего я Ваш покорный слуга. Ваш супруг просил меня… —
Солнце заскользило над парком, трогая оцепеневшие силуэты на мраморе проводивших ступеней. Очнулась улыбка графини.
– Благодарю, милый князь, я остаюсь. Я дома, кто посмеет тронуть? Премилая весна задалась, все образуется. Пойдемте в гостиную, что ж горевать? – Слова звучат утверждением, а не вопросом.
Смахивая слезы, Матренка охает в голос. Грустная медлительность прошуршала по мозаике паркета, оттаивая в нежности Шопена. В бессильном гневе князь отмахнулся от ожидавшего его кучера и последовал за графиней. В подкатывающих к горлу аккордах все яснее различая приближение герцогини Трагедии, чей триумфально-фатальный бал, вероятно, уже назначен… Вспорхнула белая ажурная накидка на волосах пианистки, играющей самозабвенно и, не замечая нот, любезно перелистываемых великой княгиней Разлукой, одарившей князя сияющей улыбкой. Времена, где друзей не ждут, заполучили власть…
Мечется бедная Матренка, не ведая, где бы упрятать графиню. А слуги давно разбежались, да и нянюшка