Волнолом. Владимир Прягин
к их разговору, подошел ближе к лестнице. Наверху раздавались приглушенные голоса. И еще ему показалось, что оттуда доносится знакомый медвяный запах.
Голоса стали громче. Он расслышал:
– Нет, просто более стабильный канал. Поэтому нет распада…
Со второго этажа на лестницу вышли двое. Тот, что постарше, продолжал говорить, стягивая на ходу резиновую перчатку. При виде Генриха он запнулся – остановился, держась за палец.
– Фон Рау? Что вы здесь забыли?
– Зашел погреться. И, кстати, здравствуйте, Либхольц.
– Я не уверен, что вам нужно здесь находиться.
– Впервые за столько лет я с вами согласен. Может, будете столь любезны и доведете вашу мысль до его превосходительства?
Генерал обернулся к ним:
– Герр Либхольц, вы знакомы с герром фон Рау. Согласно моему распоряжению, он имеет доступ к материалам следствия. Впредь извольте сотрудничать. А пока доложите первые выводы.
Он поднялся по лестнице, Генрих – следом. Сладкий запах с каждым шагом усиливался. Генрих почувствовал, как сердце забилось чаще. Приостановился, сделал глубокий вдох и заглянул в коридор.
Рудольф Штрангль, историк и королевский биограф, лежал на полу, раскинув в стороны руки. А сквозь глазницу у него прорастал колючий стебель чертополоха.
Глава 3
Фон Рау оперся рукой о стену, пережидая приступ головокружения. Его подташнивало, испарина выступила на лбу. Все-таки за прошедшие годы он отвык от подобных сцен.
Наконец дурнота отступила, и мастер-эксперт снова посмотрел на убитого. Стебель в глазнице был самым пугающим, но не единственным элементом картины. Весь коридор направо от лестницы превратился в чудовищный натюрморт. Шипастые побеги пробились прямо из пола, прогрызли себе дорогу сквозь плоть лежащего человека. Взорвали изнутри кожу и, растерзав одежду в клочья, поперли дальше. Над телом распустились острые листья, а на верхушках стеблей покачивались цветы – сиреневые мягкие венчики. И от них исходил дурманящий сладкий запах.
Теперь, задним числом, Генрих удивился, что не узнал эту медвяную волну сразу, еще в кабинете у генерала. Ведь она как будто пришла из детства, с обширного пустыря на окраине провинциального городка. Чертополох разрастался там буйно, неудержимо и, зацветая, приманивал диких пчел. Те кружили над зарослями, оживленно жужжа, а мальчик каждый раз удивлялся – как мог такой сказочный аромат достаться кривобокому монстру, усеянному шипами?
Либхольц тем временем объяснял генералу:
– В аптеке побеги просуществовали недолго. Проросли и сразу распались, рассыпались в прах. Остались только нанесенные раны. Здесь же канал, как я уже говорил коллегам, стабилен. Он сохранился даже после того, как завершился выброс. Поэтому колючки тоже остались.
– Преступник хотел, чтобы жертвы умирали в мучениях?
– Не думаю. Вряд ли он выращивал шипы специально. Это, скорее, побочный эффект от переизбытка энергии. Пропускная способность канала просто невероятна.
– И поток был весь направлен