Цветочки Александра Меня. Подлинные истории о жизни доброго пастыря. Отсутствует
Меню приезжали сотни, тысячи людей. Они и в храм не помещались. Кто-то приезжал редко, кто-то часто. Я пришёл в 1987 году, уже была Перестройка, люди повалили толпой. Я понимал, что отец Александр не может меня узнавать – столько у него известных, талантливых и разных людей, а я – просто молодой человек. И когда он однажды назвал меня по имени – это было Встречей.
Григорий Померанц
За какой-нибудь год отец Александр благодаря телевидению стал первым проповедником страны. Режиссёры, привлекавшие его, не сознавали, какую бурю зависти, раздражения и ненависти – до скрежета зубовного – они вызвали. Раздражал самый облик отца Александра, благородные черты его библейского лица, открывшегося десяткам миллионов с экрана телевизора. Всем своим обликом Александр Мень разгонял мрачные призраки, созданные черносотенным воображением. И это не могло пройти даром.
Евгений Рашковский
«Я всего лишь популяризатор. Популяризирую из жалости к людям», – так часто говорил о самом себе отец Александр, в котором было столько смирения и самоиронии. Но для меня как философа и историка гуманитарных знаний эта замешенная на сострадании «популяризация» дорогого стоит.
Андрей Тавров (Суздальцев)
В чём-то его вера была фундаментальней веры самих фундаменталистов. Отличался от них он, в первую очередь, тем, что для него источником всего был Христос, причём не как принцип или нравственная установка, и даже не как церковный канонический образ, а как Тот, с Кем он находился в постоянном общении, настолько захватывающем и глубоком, что когда он произносил: «Христос», – голос его становился другим: нежным, глубоким и проникновенным – так говорят о лучшем друге, который сделал для тебя всё, что мог и даже ещё больше.
Похожая предельная тональность проскользнула у него, когда однажды мы отправились на кладбище, где была похоронена его мама, судя по всему женщина удивительная. Там он совершил небольшую службу. «Это мама», – сказал он, и та же узнаваемая вибрация нежности и глуби окрасила тембр его голоса.
Наталья Трауберг
Не стоит считать отца Александра этаким разудалым шестидесятником. В известной мере Церковь – всегда диссидентство, мы всё равно граждане другого Града. В советской системе, как и в Риме, существовала империя, а у нас – свой мир, параллельный. Политику вообще не нужно приплетать, не нужно лезть на рожон. Отец Александр так и полагал. Строго говоря, никого из нас он не предостерегал и от диссидентства не отговаривал. Он твёрдо разграничивал: вот это относится к деятельности Церкви, а это заменяет её и, скорее, не нужно. Но он никогда не говорил так прямо, что не нужно, и исключительно мудро давал возможность выбирать. Боялся он того, что борьба подпитывает злобу, а иногда и суету.[14]
Людмила Улицкая
Христианство, проповедуемое отцом Александром Менем, было христианством от Христа. Оно предполагало живую и личную связь каждого человека со Христом, с Его личностью, и именно Христос, а не философские