Я, Мона Лиза. Джинн Калогридис
узкая башня Дворца синьории и огромный скругленный купол Дуомо, четко обрисованного на фоне светящегося кораллового горизонта, который постепенно начинал угасать до лилового, а затем серого цвета. В столь поздний час улица была пустынной, и Леонардо остановился посреди мостовой, наслаждаясь окружающей красотой. Он не мог оторвать взгляд от кареты, катившей в его сторону, любуясь четкими силуэтами лошадей на фоне яркого заката; животные, подсвеченные последними лучами солнца, казались совершенно черными. Закат был для Леонардо любимым временем суток: слабеющий свет придавал предметам и оттенкам цвета особую нежность, мягкую таинственность, которую выжигало полуденное солнце.
Весь уйдя в созерцание игры теней на спинах животных, перекатывающихся под кожей мускулов, любуясь их грациозно поднятыми головами, он даже не обратил внимания, что они оказались совсем близко, но вовремя пришел в себя и быстро убрался с дороги. Перейдя улицу прямо у них под носом, он оказался у южной стены дворца Медичи. Предстояло идти еще меньше минуты до виа Лapгa. Возница кареты остановил лошадей на некотором расстоянии от художника, дверца открылась. Леонардо задержал шаг и увидел, что из кареты вышла молодая женщина. Сумерки преобразили белизну ее кожи, придав ей сизый оттенок голубиного крыла, глаза казались совсем черными. Темное строгое платье и накидка, опущенное вниз лицо – все свидетельствовало о том, что перед ним служанка из богатого семейства. Украдкой бросив взгляд по обеим сторонам, она решительно зашагала к боковому входу во дворец и постучала в дверь.
Через какое-то время дверь открылась с долгим натужным скрипом. Служанка вернулась к карете и нетерпеливым жестом позвала кого-то. Оттуда выбралась женщина и легким шагом грациозно прошла в открытую дверь.
Леонардо невольно произнес ее имя вслух. Она входила в число друзей семейства Медичи и часто бывала во дворце. Несколько раз Леонардо с ней разговаривал. Еще не успев толком разглядеть, он узнал ее по походке, покатым плечам, наклону головы, когда она повернулась, чтобы посмотреть на него.
Он сделал шаг навстречу и наконец сумел различить ее лицо.
Длинный прямой нос с трепетными ноздрями, широкий и высокий лоб. Подбородок заострен, но скулы и щеки мягко округлены, как и плечи.
Она всегда была красива, но сейчас сумерки смягчили ее черты, придав им завораживающее очарование. Казалось, она вся растворилась в воздухе, и невозможно было сказать, где заканчивалась тень и начиналась живая женщина из плоти и крови. Ее лицо, открытая шея, руки словно плыли сами по себе в темноте, с которой слились платье и волосы. Она светилась затаенной радостью, в глазах читалась загадка, губы едва заметно изогнулись в улыбке.
В это мгновение она казалась не обычным человеческим существом, а посланницей Господней.
Он протянул руку, почти уверившись, что рука не коснется тела, а пройдет насквозь, словно перед ним привидение.
Женщина отпрянула, и он разглядел, несмотря на сумерки, вспышку страха в ее глазах. Она