О старых людях, о том, что проходит мимо. Луи Куперус
не более того.
– Что вы, дедушка, это же так много…
– Чем богаты, тем и рады. Ты моя главная наследница, правда, не единственная, у твоего деда есть и другие близкие ему люди – добрые знакомые, добрые друзья… Осталось уже недолго, девочка. Разбогатеть ты не разбогатеешь, самое ценное, что у меня есть, это мой дом. А с остальным очень скромно… Но тебе будет хватать на жизнь, особенно потом… Да и Лот, насколько я знаю, кое-что зарабатывает. Ах, деньги – далеко не главное, девочка. Что главное, так это… это…
– Что, дедушка?
Старика внезапно обволокла сонливость. Но через минуту-другую он заговорил снова:
– Возможно, вы будете жить у Стейнов…
– Да, но окончательно еще не решено…
– Отилия очень мила, но она такая нервная… – проговорил старик, погруженный в собственные мысли; казалось, он думает о чем-то другом, о многих вещах сразу.
– Если я соглашусь, то только ради maman Отилии, дедушка. Потому что она так привязана к Лоту. Я сама предпочла бы жить отдельно. Но мы в любом случае будем много путешествовать. Лот говорит, что готов путешествовать без особых затрат.
– Ты с твоим тактом, вероятно, и сможешь… жить у Стейнов. Отилия очень, очень одинока. Бедняжка. Как знать, ты, возможно, добавишь в ее жизнь тепла, ласки…
В его надтреснутом голоске появились нотки нежности, послышалась глубокая искренность…
– Посмотрим, дедушка. Вы сегодня останетесь у себя в комнате или спуститесь обедать в столовую?
– Нет, пусть мне принесут что-нибудь сюда. Я не голоден, я совсем не голоден…
Его голос снова зазвучал высоко.
– Какой сильный ветер, наверное, будет дождь… А вы ведь собираетесь в гости?
– Совсем ненадолго… Заглянем к мефрау Деркс… К бабушке…
– Да-да, так и говори – к бабушке. Когда ее увидишь, сразу назови ее бабушкой… Это по-домашнему, ей наверняка будет приятно… это неважно, что вы с Лотом еще не успели пожениться…
Его голос оборвался, с губ слетел слабый стон, как будто он подумал о чем-то другом, о многих вещах сразу, и из-за тика шейной мышцы голова его дернулась, на миг застыла в неестественном положении, словно он что-то слышал, к чему-то прислушивался… Элли заключила, что дедушка сегодня плоховат… Но вот его опять обволокла сонливость, голова опустилась на грудь, взгляд остекленел. Он сидел в своем кресле такой хрупкий, полупрозрачный от старости, казалось, если посильнее подуть, то жизнь вылетит из него, как легкое перышко… Немного поколебавшись, Элли оставила его одного. Услышав, как за ней тихонько закрывается дверь, старик встрепенулся, сознание вернулось к нему. Еще мгновение он просидел неподвижно. Затем выдвинул ящик, который закрыл при появлении Элли, и достал из него разорванное на части письмо. Каждую часть он разорвал на мелкие кусочки, мелкие-мелкие, и ссыпал их в корзину для бумаг, где они перемешались с другими выброшенными бумагами. Потом он разорвал еще одно письмо, и третье, не читая. Кусочки ссыпал в корзину, потряс ее,