Симфония до-мажор. Роман. Мирраслава Тихоновская
на самородке.
– Слушай, классно! Ты прям как этот, как его..? – Алекс никак не мог найти подходящее сравнение.
– Самуил Маршак! – подсказал Фил.
– Да, ладно, ты… – вступился Алекс, обидевшись за друга. Он не мог скрыть своего удивления. Они учились вместе с первого класса, прекрасно знали кто на что способен. И вдруг оказалось, что под видом обычного губошлёпа скрывался настоящий поэт. Это ж надо! И как это ему удаётся? Сам он никогда не смог бы так красиво напустить туману, да ещё и срифмовать.
– Вот! А вы говорили, что я ни на что не гожусь, – польщённый Лёка просиял.
Лёка, учитывая критику друзей, не переставая шлифовал свой поэтический талант. Ребята не без ехидства, пользуясь лексиконом Гортензии Георгиевны, признавали, что каждое новое стихотворение было «шедевральнее» предыдущего.
– Слышь, Лёка, раз у тебя пошло, ты пиши. Но, скажу тебе прямо, если ты собираешься писать, как все, про небо, облака, вот это вот: лесок – колосок, радуга – дуга, то продолжай в том же духе. Но если ты хочешь, чтобы на твои стихи слагались песни для рока, послушай меня. Выбери серьёзную тему.
– Ну, например?
– Слушай, а напиши что-нибудь эдакое, апокалиптическое! – Рискуя споткнуться на трудно выговариваемом словечке, Роман решил блеснуть перед ребятами эрудицией.
– ??? – Друзья переглянулись. – О чём?
– О крахе всего человеческого мира. Лютики и рябинки, трали-вали – это никому не интересно, так каждый дурак может. Ты смог бы постараться и написать что-то подходящее для рока? Ты пойми, людям нужна правда. Вот тогда все стадионы будут рыдать.
Однажды Лёка подошёл к друзьям и со скрытым трепетом протянул Роме листок с новым стихотворением. Ему хотелось бы самому прочитать его вслух, с авторскими ударениями, с выражением, со смыслом, который он вкладывал, передать ритмику стиха. Но он представил, как будут смотреть на него, малорослого поэта, мальчишки, покатываясь со смеху, и решил не портить обедню.
Рома пробежал глазами лесенку строк и, как истинный поэт, взявшись рукой за борт пиджака, встав в стойку, с пафосом Маяковского начал читать вслух:
«23:00. – Всем назначено: ночь»
Двадцать три ноль—ноль,
всем назначено: «Ночь» —
Веселиться, шуметь запрещается.
Вся огромная наша страна
В черный ящик пустой превращается…
Потом с утра по радио
Долдонят каждый раз,
Что трудовые будни,
Как праздники для нас!
Должно быть, убедительно
Для всех народных масс…
И, отышачив с радостью,
(Хоть вроде не кретин),
В отличном настроении —
За жрачкой – в магазин…
А там, в такой привычной очереди,
Когда уж впору просто с ног валиться,
И ничего уже вообще не хочется,
Нет, вру,
Хотелось бы