Дьявольский полдник. Петербургская пьеса. Андрей Мажоров
значении!
Т е л у ш к и н. Дурак народ наш… Пороты мы, видно, мало. (После паузы, осторожно.) Так что, гости дорогие? Со свиданьицем?
Все трое выпивают, крякают. В а л е н ю к и К у п е ц закусывают, Те л у ш к и н шумно нюхает рукав. П а ш к а вертится рядом.
Т е л у ш к и н (морщась). Ему плеснем, что ли?
К у п е ц (жуя). Вот еще, мальца спаивать… Где мётлы твои?
Т е л у ш к и н. В углу тама.
К у п е ц встает, направляется в дальний угол, выбирает метлу и ведро, жестом подзывает П а ш к у.
К у п е ц. На-ко, поработай. Три дни ни двор, ни улица не чищены. Лужу вычерпай! Неровен час, надзиратель заявится. Гривенник дам.
П а ш к а. Сделаем!
В а л е н ю к и Т е л у ш к и н между тем продолжают беседу.
В а л е н ю к. А признайтесь, милейший, чтО же изначально побудило вас к этой, станем так говорить, пагубной страсти? С вашим ремеслом решительно не совместной?
Т е л у ш к и н (помрачнев). А дурость моя несусветная. (Быстро разливает по стопкам.)
В а л е н ю к. Однако же заметил здесь любезный мой проводник о скоропостижной кончине супруги вашей… Как, бишь, ее?
Т е л у ш к и н. Анисьей звали. Ну тады, стало быть, помянем. Вроде как – годовщина у нас сегодня. (Выпивают.) Э, нет, господин писатель – до дна. За помин – токмо до дна, обидишь…
В дальнем углу продолжается разговор, не слышный для выпивающих.
К у п е ц. Ты вот что еще… (Берет П а ш к у за воротник и близко притягивает к себе.) Ты каким-таким отваром нашего Пётру выпаиваешь? Поделился бы…
П а ш к а. Так мамка с собой дала. На травах луговых да на березе. Да на шишках еловых.
К у п е ц (оглянувшись, еще тише). Специфический стероидный токсиноблокатор общего действия «Эол 304 М»?
П а ш к а ошарашенно молчит.
К у п е ц (снова оглянувшись, почти шипя). Еще раз услышу – отчислю с практики к чертовой матери. Марш на улицу!
П а ш к а пятится к лестнице, не сводя глаз с К у п ц а.
П а ш к а. Все сделаем в лучшем виде, Лексей Лексеич! Не извольте сумневаться! (Исчезает.)
К у п е ц (громко, вдогонку). И лужу от ворот отгреби! Развели мне тута… моря-окияны! Не пройтить, не проехать!
Сцена вторая
в которой обычный петербургский двор становится местом загадочных происшествий
На улице Пашку встречает серое питерское утро: воробьиное чириканье и воронье карканье, отдаленный барабанный бой, пиликание шарманки и почти сразу – отчаянный, нечеловеческий крик. Два огромных санитара в грязно-белых халатах выволакивают из дверей полуголого связанного человека. Сумасшедший дико выкатывает глаза, издает нечленораздельные звуки и плюётся. На шум собирается разношёрстный народ – мастеровые, разносчик с корзиной на голове, мелкий чиновник; шарманщик перестает крутить ручку своего разбитого инструмента; кое-где распахиваются окна, высовываются бабы. Изловчившись, сумасшедший высвобождает одну руку и с торжествующим воплем