Чувство капучино. Надя Де Анджелис
видит, что я какая-то не такая, и прерывает мою грусть-печаль важным вопросом: где будем обедать?
– Рано, – отвечаю я ему мрачно, вся в думах о Москве. Ну кто ходит обедать в час? Еще утренний кофе не допит.
Муж не спорит, но покупает себе кусок пиццы навынос. Пахнет восхитительно, и Бруно ее нахваливает, чавкает с аппетитом, а я смотрю ему в рот. Точнее, стараюсь не смотреть. Теперь я уже точно, железно, неостановимо хочу есть. Но гордость не позволяет в этом признаться. Для приличия надо выдержать паузу. Идем гулять дальше, и наконец я не выдерживаю – заявляю Бруно, что наконец-то проголодалась.
– Хочешь пиццу? – спрашивает он с непонятной мне надеждой. – Она была очень вкусная!
Я с порога отметаю это предложение. От пиццы толстеют, а я хочу нормальный обед.
Бруно в замешательстве. Мы, конечно, можем походить-поискать, но вообще-то он не знает ни одного бара или ресторана, в котором бы еще можно было пообедать. Обед уже закончился. Теперь уже я в замешательстве. Как это – «обед закончился»? Это же не советский санаторий-профилакторий, где все по часам! Мы в Европе или где? Бруно развенчивает мои иллюзии. В Италии можно пообедать в строго определенные часы. Скажем, с двенадцати до… ну, до полвторого. Максимум до двух. И то в районе двух половины блюд уже не будет, горячего уж точно не получишь. В полтретьего являться в ресторан уже неприлично. Повар и официанты сами садятся есть – нельзя же их отвлекать от пищеварительного процесса. Они и так, бедные, вынуждены обедать позже, чем все остальные их соотечественники.
И это хваленое средиземноморское питание!.. Якобы фантастически полезное для здоровья! Что в нем полезного, позвольте спросить? Завтрак, состоящий из булочки? Обед из бутерброда? Обильный поздний ужин, после которого дышать нельзя и снятся кошмары? И при этом я еще не видела здесь ни одного толстого человека! Гд е справедливость, спрашивается?
Все-таки соглашаюсь на пиццу и, дожевав, отправляюсь в парикмахерскую. Она расположена на главной площади Санремо, имени Христофора Колумба. Его так почитают в Испании и Америке, что я уже и забыла, что родился-то он в Генуе. Тепло и сыро. Мокрое синее небо, мокрые черные ветки. Народу, несмотря на будний день, очень много: мамаши с колясками, мужчины в галстуках, подростки на скейтбордах.
Я отвыкла от людей. Мне приятно, что тут такое столпотворение. Но сердце все равно щемит – местная зима так похожа на весну в Москве! Когда в первый раз за много месяцев идешь без шапки, сугробы стремительно оседают, сумерки включаются не в обеденный перерыв, а вечером, и впереди столько всего интересного, что дух захватывает. Не будет у меня больше весны в Москве. Возможно, никогда.
Все это я довольно сбивчиво пересказываю Бруно, который, как это ни удивительно, меня понимает.
В парикмахерской очень стильно. Все бело-серое: подсветки, драпировки, пол из гальки. Парикмахер Джампьеро – высокий импозантный мужчина, бритый налысо. Это мне тоже нравится