Катаев: «Погоня за вечной весной». Сергей Шаргунов
этом «доме Нирнзее» на первом этаже и располагался московский филиал «Накануне».
Эмилий Миндлин, работавший в «Накануне» секретарем, так вспоминал о визите Катаева и Олеши: «Как ни убого выглядели наши, молодых “накануневцев”, наряды, однажды появившиеся у нас Катаев и Олеша вызывающей скромностью своих одеяний смутили даже нашего брата. Не знаю, приехали ли они из Харькова поездом или пришли пешком, но верхнее платье на них выглядело еще печальнее, чем в Харькове! А ведь и в Харькове они походили на бездомных бродяг! Наш заведующий конторой редакции Калменс возмутился появлением в респектабельной редакции двух подозрительных неизвестных.
– Вам что? Вы куда? – Полами распахнутой шубы он было преградил им дорогу. Но маленький небритый бродяга в каком-то истертом до дыр пальтеце царственным жестом отстранил его и горделиво ступил на синее сукно, покрывавшее пол огромного помещения.
Катаев насмешливо посмотрел на Калменса и очень вежливо сказал ему “здравствуйте”… Ну и попало же мне, когда мои харьковские знакомцы ушли! По словам взбешенного Калменса (особенно взбешенного тем, что они выудили у него аванс!), я черт знает кого приглашаю в редакцию!»
«Сменовеховцы», группировавшиеся вокруг «Накануне», надеялись, что идеи коммунизма потерпели крах, нэп – это признак естественной эволюции, смягчения режима после Гражданской войны, неизбежного перехода от воинственной утопии к рынку, а там и к политической демократизации. Одновременно с этим звучали тезисы оправдания большевизма – например, главред «Накануне» Юрий Ключников полагал, что пролетарский интернационализм – псевдоним имперского собирания народов, а Россия снова становится великой державой. Алексей Толстой редактировал воскресное «Литературное приложение» к «Накануне», в котором печатались и писатели-эмигранты, и в основном – писатели, оставшиеся в России. Вскоре Ключникова сменил Григорий Кирдецов, и газета стала более просоветской. По этому вопросу мнения Сталина и Троцкого разделились. Если Троцкий приветствовал «покраснение», Сталин продавил постановление политбюро, написанное им лично: «Цека считает, что полевение “Накануне” является минусом для нас, ибо оно замедлит процесс расслоения эмиграции, отталкивает нейтральных, а самое газету превращает в подделку под коморган».
В «Накануне» среди прочего в 1922 году появился катаевский рассказ «Рыжие крестики» – красивый, лиричный – о некоей Наталье Ивановне и ее давнем поцелуе в грозовом саду на юге возле дачи: теперь «сердце, опустошенное войной и революцией», просило самоубийства, но в живых удерживали тот давний сад с поцелуем и неотправленное когда-то любовное письмо; со слезами она «вспомнила свою любовь к мужу, смерть ребенка, расстрел брата». (Не привет ли это так занимавшей его эмигрантке Зое Корбул? Гибель брата-белогвардейца, смерть ребенка…) Рассказ как будто нарочито был далек от всякой «идейности» (привет Ингулову!), просто женщина поняла, «что в жизни равны и счастье, и горе, и любовь, и смерть, что нет в жизни ни взлетов, ни падений».
&n