Горькое молоко – 3. Сайга для деда. В погоне за кардиналом. Владимир Алексеевич Козлов
раскурочено у меня, не подлежит капитальному ремонту, – истошно взвыл он и, обведя звериным взглядом двух друзей продолжил: – Не было ни какой Маши, я утром в пять тридцать проснулся, а у меня рука лежит вот на этом шиньоне. Я сразу обнаружил, что больно выпуклая у неё манюня, ну и со злости дёрнул. Тут моя Маша и вскрикнула от боли. Шиньон скотчем был приклеен, к гениталиям моей Маши.
– Гермафродитом оказалась? – построил свою догадку Марека.
– Хуже, чем ты произнёс это слово, – взглянул на ребят Гоша, – Мишей Плясуном моя женщина оказалась.
Колчак опять зашёлся от смеха, а Марека с недоверием смотрел на Гошу, открыв рот.
Вовка показывал пальцем на Саньку и отрывисто ему говорил, глотая воздух ртом.
– Езжай, кувыркайся, кровать свободная. Тебе – же понравилось, как она тебя по щеке ласкала.
Марека сорвался с кухни и побежал в ванную рыгать. Возвратился он с влажными глазами и накинутым полотенцем через плечо. Вовка никак не мог успокоиться. Он ушёл с кухни и завалился на диван. Немного отойдя от смеха, он возвратился на кухню. Посмотрев на мрачного Гошу, его опять обуял приступ смеха. Гоша сидел, насупившись, и молча, жевал колбасу.
Марека сорвал пробку с коньяка. Налив в стакан коньяк он протянул его никак не успокоившемуся Вовке.
– На выпей, может хохотунчик у тебя пройдёт. Смешно тебе, а у человека горе, – сердце разбилось, жену потерял, – уже с юмором сказал Марека.
Вовка опустошил стакан и поставил его на стол:
– Гоша, по секрету скажи, а супружеский долг ты исполнил в первую брачную ночь? – не унимался Колчак.
Гоша молча доедал колбасу и находился в прострации:
– Не помню ничего, но накостылял я ему сегодня прилично, будет знать, как соблазнять мужчин с нормальной половой ориентацией.
Он порылся у себя в карманах, и выложил на стол пять золотых колец и перстней, какие были надеты вчера на пальцах псевдо Маши.
– Ещё я забрал у него, свои брачные три тысячи, что вносил за знакомство. Я ему сегодня такое выдал, что он месяц будет сидеть под кроватью, не выходя на улицу. Я ему бреханул, что я в законе и всю его шатью – братью похороню. Короче думаю, выглядел неплохо я в тот миг. Выдал ему весь свой блатной жаргон, которого он в жизнь не слыхивал. А грабили и мутузили меня, те трое, которые сидели с Кроном и Блохой парни. Я записал их кликухи на пачке сигарет. Он достал из кармана пиджака сигареты и прочитал, – Павлин, Воз и Пернатый.
– Павлов, Возов и Курицын, – расшифровал Марека клички.
– Откуда знаешь? – спросил Гоша.
– Ты пока развлекался со своей молодой жёнушкой, мы без дела не сидели, – сказал Колчак.
– Теперь будете всегда надо мной смеяться по этому поводу? – вопросительно посмотрел Гоша на ребят.
– Гоша заразительный смех это здоровье и молодым присуще так смеяться. Ты не обижайся, но я такой человек, что эту историю никогда не забуду. А напоминать тебе о ней не буду. Я думаю, ты немного оклемаешься после брачной ночи