Живое золото. Роман-иероглиф. Андрей Козырев
не думай, – скептически протянул отец, всё твёрже сжимая между крепких рук рукоять палки. – Русские люди тем и сильны, что не думают, что делают. Им приказывали, они делали. Так и наворотили Россию на полмира. На Западе же трижды думают, прежде чем сделать что, вот у них и тратится жизнь по мелочам. А ты не думай, ты храбрись, рвись вперёд, до конца, по-русски. В этом, может, счастье твоё. Чтоб его, счастье это, до конца исчерпать, храбрым надо быть. Большинство не дочерпывают – пугаются того, что проступает со дна. Поверь, я по своему опыту говорю.
Я стоял, глядя в землю и крутя в кармане из пальцев фигу. Резкий ветер дунул, чуть не сорвав с моей головы шляпу, но я не пытался удержать её. Все мои мысли занимало отвращение к себе. Как я был гадок сам себе в этот миг! И как мне было приятно чувствовать свою гадкость!
– Н-даа… – только и смог протянуть я. – А ты, мама, что скажешь?
– Делай, сынок, что хочешь. Что сделаешь, то и правильно. Ты теперь большой, ты теперь… власть, – проговорила она бесцветным голосом, теребя край своего серого платка. – Делай, как знаешь. Стары мы тебе указывать.
В этих её словах мне слышались другие слова: «Я, сынок, не хочу, чтобы ты правил. Но власть тебя выбрала, и я против неё не пойду. Я женщина слабая, всегда слушаюсь».
– Мать, она в своём репертуаре. Ничего не сказала и всё равно ошиблась, – огрызнулся отец, снова ероша шевелюру.
Галяндаев стоял, еле пряча улыбку. Было видно, что его забавляет происходящее. А моя голова кружилась, как у пьяного. Я не ожидал от родителей такой реакции… Я думал, они будут удивляться, радоваться, сердиться, завидовать, наконец, но спокойного неодобрения сыновнего успеха от них я не предполагал. Но именно из-за этой их реакции решение рискнуть— окончательное, прямое – созрело в моём сердце.
– Вы судите, как хотите. А я всё-таки рискну, – тихо-тихо бросил я. – Сыграю в игру с большими ставками. Может, выиграю… История – это игра. И мне в ней не победа важна, а проверка моих сил. Понять себя хочу: кто я? Большой я человек или маленький, сильный или слабый? Поставлю эксперимент… над собой. Над людьми. И, может, переупрямлю. А не смогу победить – хотя бы узнаю, кто я. Это знание дорогого стоит. Не для такого ли знания вы меня растили, а?
Я лукаво подмигнул. Родителям от этого явно не стало веселее: мать сгорбилась ещё больше, а отец, наоборот, выпрямился, как по стойке «смирно».
– Поступай как хочешь. Ты человек вольный, взрослый. Мы за тебя не решаем. И вообще, хватит болтать, нам пора на плантацию. Людей в Остроге кормить чем-то надо, – буркнул отец, зло поблёскивая глазами.
Мы пожали друг другу руки и разошлись.
Лифт повёз старичков назад, на верхние этажи их дома, а я сел в громоздкое авто Георгия Петровича, и мы поехали в Острог.
За всю дорогу я не сказал ни слова. Только Галяндаев, сидевший рядом со мной в машине, чему-то молча улыбался, и встречный ветер развевал его одуванчиковые волосы.
Прелести