Гнев терпеливого человека. Сергей Анисимов
действовать немедленно, не считая патроны, – но таких историй были многие и многие сотни, почти одинаковых. Сделать что-то пусть не для всех, но здесь и сейчас? Да, они к этому шли. Еще бы день, и они начали бы. Слаженная в стычках с настоящими бойцами тройка с автоматическим оружием в руках у каждого – да, это было по местным меркам немало. Они решили: «Завтра, вот здесь, у натоптанного спуска к воде», – и как раз в этот день встретились с шарящей по району группой отряда. Как раз у кладбища, кстати.
Да, во дворах росли кладбища. И лежали в мелких, сочащихся сладким запахом могилах не только убитые. За одну прошедшую неделю сами покончили с собой сотни человек в одном только этом районе: и старые, и молодые, не нашедшие в окружающем неожиданном безумии никакой перспективы, не видящие никакого шанса. И за то же самое время еще больше людей умерли от застарелых и вновь проявившихся болезней.
Службы «Скорой помощи» не было, «неотложки» не было, поликлиники и больницы по городу были почему-то почти без исключения сожжены всего за несколько дней: первых же дней без власти. Отдельные храбрые врачи и фельдшеры ходили по квартирам с охраной, но найти действующего врача оказывалось непросто. Хотя бы опять же потому, что телефоны были глухи, а каждый выход из-за защиты стальных дверей был риском. Аппендицит означал почти стопроцентную смерть, выкидыш означал смерть. Закончившийся у любого немолодого человека запас конкретных необходимых лекарств означал срыв в аритмию или гипертонический криз, а и то и другое, с заметно отличающейся от нулевой вероятностью, означало смерть.
В каждом городе мира живут тысячи человек, страдающих сахарным диабетом, в одном Петербурге их проживало сто с лишним тысяч. К этой минуте более половины этих людей уже не было в живых. Дизентерия ходила вокруг и заглядывала в каждое приносимое в дом ведро с водой. Появилась холера, которой в России не было с 80-х годов: за неделю она убила тысячи.
Антибиотики стали реально на вес золота: собственное производство антибиотиков было в России практически разгромлено за долгие годы «реформы здравоохранения», – да и какая разница, если цены на лекарства сейчас не контролировал уже никакой закон. Люди, догадавшиеся, когда началось, грабить не сетевые гипермаркеты, а многочисленные аптеки, – могли жить теперь припеваючи. Упаковка таблеток банального левомицетина или тетрациклина шла с рук по 150–200 евро, по 600–800 старых долларов или по 25–30 новых амеро, которых все равно еще ни у кого не было. Упаковка инсулина для инъекций – почти по столько же, всего не намного меньше. Картридж к фильтру для воды, типа банального «Гейзера» – раза в три дороже. И так далее. Золотое обручальное кольцо могло купить несколько дней жизни. Когда золото и вообще что-то ценное в доме больного человека заканчивалось, это означало смерть. И в любом случае каждый выход из дома на поиски лекарств превращал человека в мишень.
Что все не совсем уж беспросветно, они убедились уже вечером, в той же ненастоящей