Марш экклезиастов. Михаил Успенский
Наверное, так выглядит нижний бьеф Ниагары или Виктории – водяная лавина сверху, водяной вулкан снизу, всё в густом свирепом мечущемся тумане, и слышен только сокрушительный рёв…
В лифте загорелись лампы: наверное, на внезапную темноту сработал фотоэлемент. Сразу стало плохо видно, что делается по ту сторону стекла. Но так продолжалось недолго: чуть миновав четвёртый этаж (заказан был пятый), лампы погасли, а лифт мёртво встал.
Костя стукнул основанием ладони по клавише с цифрой «4» – вероятно, в надежде, что в проводах осталось ещё немного электричества и на несколько-то сантиметров пути вниз – не вверх же даже, а вниз! – его хватит. Но электричества не осталось – наверное, оно всё ушло в небо.
Потому что там началось невероятное.
Несколько раз лифт ощутимо тряхнуло: наверное, молнии ударили в здание. Залитый потоками воды прозрачный пластик вспыхивал так, будто взрывался сам; просто зажмурить глаза было ничто, и даже сквозь ладони, кажется, эти вспышки прожигали до мозга. Страшные упругие и хлёсткие удары грома отсушили вдруг всё: руки, ноги, органы равновесия, эмоции, мысли; во всяком случае, Николай Степанович ощутил себя парящим в пустоте над бездной…
Неизвестно, сколько это длилось. Кажется, в верхнем этаже отеля возник пожар, но его быстро залило и задуло. В какой-то момент стало ясно, что прекратился дождь, стена лифта стала почти прозрачной. Уж лучше бы дождь продолжался… Внутренний дворик и пляж стали неузнаваемыми: на пляже не осталось ничего абсолютно, и только пирс, выступающий в море, ещё держался, хотя и сделался вполовину короче, а настил его загнулся, как крышка шпротной банки; двор же превратился в чудовищную свалку всего: строительного мусора, битого стекла, опрокинутых автомобилей; посередине медленно вращалась, стоя на одном углу и не падая, весёленькая жёлтенькая крыша какого-то павильончика.
Николай Степанович успел заметить по крайней мере десять-двенадцать лежащих: мёртвых или потерявших сознание. Кто-то испуганно показался в окне второго этажа и пропал. Куда делись остальные люди, было совершенно непонятно…
Потом молнии обрушились на центр двора – огненно-дымно разлетелась во все стороны весёленькая крыша, – и тут же снова ударил ветер и посыпался град.
Словно в замедленном кино – видно было, как, сверкая отражённым светом молний, сверху и со стороны моря плотным ровным строем несутся градины.
Особенно страшен был первый удар – лифт затрясло, и в одном месте, сбоку, пластик не выдержал и лопнул. Дыра, образовавшаяся как раз над невысокими никелированными перильцами, была небольшой, едва ли пройдёт кулак, – но в неё сразу ворвался такой свирепый холод, такой ветер и такой вой, что все невольно закричали…
Шпак и Шандыба, прикрываясь стойкой портье, ползли к выходу. Вообще-то выход теперь был практически со всех сторон, стеклянные стены вынесло начисто, но в той стороне с потолка хотя бы ничего не падало – в отличие от холла. Что там разбивалось звонко и сокрушительно, они так и не поняли – но и не горели ни малейшим желанием узнать.
Было холодно, как на том свете.