Салам тебе, Далгат! (сборник). Алиса Ганиева
я не разбираюсь. Там все, говорит, какие-то дохлые, все боятся чего-то, один себе вены вскрыть хотел. Дима на них удивлялся.
– Оставайся здесь, Меседу, зачем тебе этот Питер? – сказал Далгат. – Там думают, что мы все – бандиты и дикари.
– А здесь думают, что русские мужчины – все пьяницы и слабаки, а женщины – проститутки. Какая разница? – спросила Меседу. – Все равно никто никого не любит.
– А я сейчас с одним парнем разговаривал, – признался Далгат, – он вроде бы из этих, лесных братьев.
– Да ты что?
– Хочет ко мне в гости зайти. Или меня к себе позвать, я не понял.
Вошла и вышла румяная официантка, оставив на столе дымящийся шашлык и графин с прохладным соком.
– Не ходи, Далгат! – сказала ему Меседу серьезно, наполняя граненый бокал. – Знаешь, что с моим братом стало, Гимбатом? Он познакомился с ребятами, пошел к ним на квартиру. То да се. Про религию стали говорить, про беспредел в республике, коррупцию. Брат, конечно, соглашается. Да, говорит, действительно, все ужасно, надо что-то делать…
– А дальше?
– А дальше обнаружилось, что эти ваххабиты связаны с органами и всё снималось на камеру, чтобы брата шантажировать. К нему бы подошли и сказали: вот кассета, на ней видно, что ты в логове экстремистов, так что выбирай. Или мы тебя сажаем, или ты уходишь в лес.
– Зачем им это?
– Они так вербуют. Им самим выгодно, чтобы здесь было неспокойно. Гимбату повезло, что папа – сам в органах работает. Он когда узнал, что его сына тоже замешали, такой бледный ходил. Поговорил с кем надо. В общем, все обошлось. Но это Гимбату так повезло, а другим? Так что даже не думай с ними общаться.
– Может, ты не так поняла, – протянул Далгат, – что-то не верится.
Меседу снова засмеялась.
– Вот ты смешной, Далгат. А я Сакину видела недавно. Она все книжки читает, такая грустная.
Далгат сморщился и поднялся.
– Я пойду, вдруг человека упущу. Кушай на здоровье. Был рад…
– Подожди еще, давай я тебя угощу, возьми кусочек, – захныкала Меседу, разрезая кусок шашлыка.
– Нет, спасибо, – сказал Далгат, оставляя ей всученную Сайпудином купюру, – потом расплатишься. Я побежал.
9
Выйдя на улицу, Далгат очутился в сумерках. В начинающейся темноте было видно, что машины Халилбека у входа в отделение больше нет. Оттуда на секунду высунулся и снова пропал рядовой с большим носом и тяжелым автоматом наперевес.
Далгат расстроился.
– И на маршрутку денег не осталось, – вздохнул он сам про себя и побрел вниз по улице, иногда отвлекаясь на бешеные гудки водителей, громкий смех, возникающие и пропадающие звуки лезгинки. Стало совсем темно.
По обочинам по-тюремному сидели быковатые парни, светя в образовавшейся мгле голубыми дисплеями телефонов. Не горел ни один фонарь. Свет лился только из частных магазинчиков, где кто-то по-домашнему перекликался друг с другом. Навстречу, стуча каблуками и держась друг за друга, под легкий мужской свист, шли