Незавершенная Литургия. протоиерей Алексей Мокиевский
или за брусникой, или за новой корзиной. Он все делал добросовестно: ягода у него была отборная, без сориночки, корзина крепкая и аккуратная, мох чистый, но торговаться с ним было бесполезно. Разговаривал он не грубо, но сдержанно и категорично, да к тому же громко, как это бывает у людей, тугих на ухо.
Лодка сбавила обороты и медленно причалила к дощатому плотику. Александр привычно накинул цепь на колышек и сквозь заросли ивняка стал подниматься по крутой тропке к родному дому. Отводок скрипнул, и во дворе отозвался пес Верный, но, чуть завидев желанного гостя, запрыгал на цепи и отчаянно замахал кудряшкой хвоста. Александр потрепал охранника по загривку и спросил:
– Дедко-то дома, а?
У входной двери на крылечке стояла кичига, которой еще его мать полоскала в проруби белье. В свободное от полоскания время эта палочка выполняла сигнальную функцию. Если хозяин уходил из дому, то ее приставляли к двери, что позволяло гостю еще от калитки видеть, что дом пуст, а если она, как сейчас, стояла себе в углу, значит, батя был на месте. Александр открыл двери и, поднявшись по скрипучим ступеням крыльца, вошел в темные сени. Дверь дома, тугая и тяжелая, поддалась не сразу. Он зашел в избу. Дома было подозрительно тихо.
– Батя, ты здесь?
Ему ответствовала тишина. Он прошел в комнату и увидел отца, лежащего на кровати. Странно было видеть этого человека лежащим среди бела дня. Александр обеспокоенно склонился над батей. Тот лежал закрыв глаза, совершенно неподвижно. Глубоко ввалившиеся глаза и заострившийся нос производили впечатление мертвенности.
– Батя! – Сын легко, боясь напугать, коснулся отцовского плеча. – Ты живой?
Веки дрогнули, и глаза деда Авери открылись.
– А, это ты, Саша, – едва проговорил старик хриплым голосом. – Вишь, я тут захворал чуток.
– Напугал ты меня, батя! Что с тобой?
– Да что может быть со старым человеком, помирать пора.
– Ты это серьезно?
– Как не серьезно, износился весь, как тряпок старый, пора на свалку.
– Перестань. Скажи лучше, как ты? Что болит? Чем помочь?
– Да слабость какая-то, ни рукой, ни ногой не пошевелить. Была бы скотина, так через силу бы, но встал, кормить да доить, да на пастбище гнать, а так, коли никто тебя не ждет, вроде и вставать тяжко. Ты не думай, я еще не совсем свалился. Я еще могу за собой поухаживать сам, тебя не обременю.
– Слушай, Санька у тебя?
– А? Санёк был, да. Уехал на лодке кататься. Он меня кормил, пока я тут валяюсь. В аптеку на велосипеде сгонял, лечит меня.
– Молодец пацан. А домой не заехал отметиться, Наташка там на ушах стоит. Думает, куда делся парень?
– Мне сейчас полегше. Я уже встаю тихонько, по дому лазею. Только голова кружится, качает из стороны в сторону.
– Ну, добро. Я сейчас на чердак поднимусь, Наташку успокою, и мы с тобой чаю попьем.
Александр встал с отцовской постели и, выйдя в сени, поднялся на сеновал. Только там под стрехой