Избранное. Григорий Горин
будьте идиотом! – Рамкопф попытался усмирить разбушевавшегося Феофила. – Во-первых, вы вдвоем не поместитесь… Во-вторых… – он понизил голос, – никакого полета не будет.
– Что это значит? – изумился Феофил.
– Это судебная тайна, – быстро пояснил Рамкопф. – Сугубо между нами. Все заранее срепетировано. Мы положили сырой порох.
– Зачем?
– Не убийцы же мы, в самом деле… Барон пролетит не больше двух саженей и шлепнется на землю. Таким образом, мы спасем его! Смотрите, это герцог! Можно начинать!
В крепости появился герцог со свитой и, приветствуемый бургомистром и всеми присутствующими, проследовал в отведенную для него ложу.
– Все идет по плану, ваше величество, – докладывал на ходу бургомистр. – После увертюры – допрос свидетельницы и подсудимого, затем производим залп и объявляем танцы.
– Господи, прости всех нас и благослови, – пастор осенил себя крестным знамением.
– Господа! Прошу занять места и соблюдать полное спокойствие! – Судья занял место в судейской ложе. Его встретили вежливыми аплодисментами.
Рамкопф сделал ответственный кивок головой. Дирижер взмахнул палочкой. Зазвучала торжественная и плавная увертюра.
– Выпускайте фрау Марту, – тихо шепнул Рамкопф судебному секретарю.
Секретарь быстро переместился вдоль огражденного пространства.
Из крепостных ворот медленно и скорбно явилась Марта.
Некоторые зрители приставили к глазам лорнеты и бинокли.
Герцог удовлетворенно кивнул, откинувшись на спинку кресла.
– Хорошо, – заметил он склонившимся советникам. – Розовое платье на сером фоне. Смотрится. Талия немного завышена, но в целом неплохо.
– Здравствуйте, фрау Марта, – торжественно произнес Рамкопф. – Вы принесли ходатайство о помиловании?
– Принесла, – Марта протянула бумагу.
– Зачитайте! – зазывно и бодро предложил Рамкопф.
Дирижер эффектным жестом добился задушевного пианиссимо.
Герцог удовлетворенно переглянулся с советниками и кивком головы одобрил бургомистра.
Из-за дальней колонны выглянул Мюнхгаузен, готовясь к выходу в сопровождении эскорта гвардейцев.
– «…И я, Марта Миллер, прошу вас помиловать моего ненормального мужа», – отрешенно закончила Марта. – Ваше величество, я припадаю к вашим стопам. «Сего тысяча семьсот семьдесят девятого года, мая тридцать… тридцать…» – Она перевела взгляд на Рамкопфа и шепотом попросила: – Разрешите хоть поставить другой день.
– Ни в коем случае, – затряс головой Рамкопф.
– «Тридцать второго мая!» – объявила Марта. Раздались дружные аплодисменты. Рамкопф подал Марте руку и отвел ее в сторону.
– Фрау Марта, бесподобно, – тихо шепнул он.
– Но вы обещаете, что с ним ничего не случится? – быстро спросила Марта.
Рамкопф с укоризной развел руками:
– Я же объяснил. Сырой порох. Он вывалится из ствола и шлепнется здесь же, при всех, под общий хохот.
Они обернулись на барабанную дробь.
Мюнхгаузен