Веселое время. Мифологические корни контркультуры. Мария Ремизова
не только сугубо материальным – в Америку валили не только беглые каторжники, ирландские бедняки и одесские евреи, но и ущемленные в правах сектанты, фурьеристы, толстовцы. Америка стала считаться чем-то вроде общемирового поля для эксперимента – какой только мог прийти в голову. Но, главное, там были ничьи (с точки зрения бледнолицего) территории, которые можно было застолбить – и дальше делать что угодно. В Америке до сих пор не отменен закон о праве на участок, буде найдется свободный, – и, говорят, такие даже сейчас есть – где-то на Аляске…
Продвигавшиеся на запад в поисках свободной земли пионеры породили целый специфически американский литературный жанр (как персонажи, не как авторы, конечно) – так называемый «роман фронтира», то есть границы, которую все отодвигали да отодвигали, пока не уперлись в Тихий океан. Пасифик оушен, по-ихнему. Тут-то лафа и кончилась (в смысле – свободная земля). Для кого-то. А для кого-то все как раз еще было впереди – названия, они тоже не просто так даются…
И тут произошло самое интересное. Пока Американская мечта имела хоть какой-то шанс на буквальное воплощение, она оставалась связанной по рукам и ногам убогой спутницей человека материального мира, озабоченного ничтожными суетными делами. Но стоило ей обрести качество несбыточной надежды, как она расправила теперь уже никем не удерживаемые крылья и полетела прямиком в область свободных упражнений ума и прочей философской белиберды.
В области философии это в конечном счете вылилось в эссеистику Ралфа Уолдо Эмерсона, который сформулировал революционный по отношению к социуму принцип доверия к себе, как бы собственной внутренней неотъемлемой свободной территории, который опрокидывал все общепринятые рамки и прокламировал право личности на свободу от условностей окружающего мира, и удивительную книгу «Уолден» Торо, которую современники не прочитали, зато прочитали будущие хиппари, в библиотеках американских университетов еще не так давно можно было обнаружить томики, исчерканные восторженными ремарками юнцов, едва начавших отращивать хайра. Впрочем, Торо совершил еще по крайней мере два великих деяния – написал эссе «Гражданское неповиновение» (этой идеей, между прочим, в свое время воспользовался Лев Толстой, который назвал эту штуку «непротивление злу насилием», а после него – Ганди, когда поднимал свой угнетенный народ на борьбу с английским колониализмом – и ведь победили, как ни крути!) и отказался платить налоги правительству, которое вело несправедливую, по его мнению, войну с Мексикой, за что, естественно, тут же угодил в тюрьму.
«Генри, почему ты здесь?» – ахнул Эмерсон, заметивший во время прогулки знакомое лицо в тюремном окне. «Уолдо, почему ты не здесь?» – не замедлил с ответом Торо, задав эталон высоты нравственного идеала. С тех пор и равняемся, а что поделаешь?..
Американская литература тоже, естественно, не могла остаться в стороне от полемики по означенному вопросу. И если какой-нибудь Фенимор Купер в своих фронтирных романах меланхолически