Заговорщики. Преступление. Ник. Шпанов
двух войн в Европе, сэр, – весело, в тон президенту ответил его собеседник.
– Была только одна мировая война.
– Ее назвали мировой потому, что в ней участвовало несколько государств Европы и Америки?
– Разумеется.
– Так не является ли мировой войной и та война, что идет сейчас в Испании при участии людей со всех концов мира?..
Макарчер негромко свистнул:
– Так вот он из каких!
Между тем Рузвельт недовольно сказал:
– Соединенные Штаты в этой войне не участвуют.
– Когда я воевал в Испании, мне казалось другое.
– Вот как?.. А в чем же вы видели участие Штатов?
– В американском пособничестве Франко.
– Я вас не понимаю, друг мой! – драматически воскликнул Рузвельт.
– А между тем это так просто, мистер президент. Разве не правительство США наложило эмбарго на вывоз оружия в республиканскую Испанию?
– Было бы несправедливо давать оружие республиканцам и не давать националистам.
– Какой же Франко националист? Он просто изменник и мятежник, сэр.
– Готов с вами согласиться, – мягко сказал Рузвельт, – и от души сожалею, что вы потерпели неудачу в борьбе против него.
– Дрались-то мы не так уж плохо, да очень трудно было драться голыми руками против пулеметов и пушек. Кстати говоря: против американских пулеметов и пушек… Мы там не раз спрашивали себя: «Как же это так? На вывоз оружия в Испанию наложен запрет, а американские пулеметы – вот они, стреляют по нашей добровольческой бригаде Линкольна». Спасибо товарищам, которые были в курсе дела. Они объяснили: на вывоз оружия в Германию и Италию эмбарго не наложено. А оттуда прямая дорога к Франко.
Толпа, по-видимому, стояла недвижима и молчалива – был слышен малейший шорох на платформе. Потом раздался негромкий голос Рузвельта:
– Это новость для меня, то, что вы говорите… Очень сожалею, что я не знал об этом раньше… Но нет сомнения: Бог покарает тех, кто использовал наше доверие и обманным образом снабжал Франко оружием. Да, я верю: их преступление будет наказано Господом, – с пафосом произнес Рузвельт.
– Откровенно говоря, мы не очень в этом уверены.
Хорошо тренированный голос Рузвельта задрожал, как у трагика на сцене:
– Вы не вериге в высшую справедливость?
– У бедных людей нет времени на слишком частое общение с небом, сэр.
– А разве есть что-либо более важное и отрадное в жизни, чем обращение к Богу?.. Мне странно и… страшно это слышать от американца.
В голосе президента прозвучал такой укор, что толпа реагировала одобрительным рокотом, особенно с той стороны, где теснились женщины.
Макарчер с иронической улыбкой посмотрел на Гопкинса, но тот, казалось, проявлял очень мало интереса к происходившему. Макарчеру даже показалось, что Гопкинс дремлет. Во всяком случае, веки его были опущены, и руки в сонной неподвижности лежали скрещенными на мешке со льдом. Макарчера рассердило это равнодушие. Чтобы нарушить покой Гопкинса, он спросил:
– Как это вам удалось: наложив эмбарго на вывоз