Дом на краю ночи. Кэтрин Бэннер
родится здесь, на острове, как ее братья. Появится, когда посчитает нужным, и произойдет это прежде, чем мы успеем подготовиться. Я знаю.
И, как показали дальнейшие события, Пина была права. Ребенок родился внезапно, его будто вынесли потоки воды и крови на восемь недель раньше срока.
Сначала он услышал вскрик Пины.
Бар от кухни отделяла занавеска, которую Амедео повесил в первые тревожные месяцы беременности жены. Та к они могли слышать, как возятся сыновья на полу в кухне. Из-за занавески раздалось шарканье Джезуины, она позвала:
– Где вы, dottore?
– Здесь я, здесь.
– Лучше вам поскорей закрыть бар и поторопиться к бедняжке Пине.
Посетители возбужденно загалдели. Джезуина хватила сковородкой о стойку, разогнала игроков в домино, выставила всех под осенний дождь и решительно захлопнула ставни, ограждая дом от любопытных глаз.
Пина стояла на кухне в луже, придерживая обеими руками живот.
– Amore? – Амедео хотел обнять жену, но она отмахнулась от него.
Пина беспорядочно кружила по дому, Амедео только и оставалось, что следовать за ней. Она поднималась по лестнице и спускалась, через кухню ковыляла в бар и назад, оставляя за собой кровавый след. В отчаянии Амедео сыпал вопросами:
– Когда начались боли, amore? Как долго они продолжаются? Насколько сильно болит? Боли такие же, как при родах Туллио, Флавио и Аурелио, или на этот раз по-другому болит? Скажи мне, amore. Ты пугаешь меня. Ты пугаешь детей.
В самом деле, малыш Флавио замер в дверном проеме кухни, наблюдая за родителями расширенными глазами. В спальне, оставленный всеми, надрывался Аурелио.
– Слишком рано, – подвывала Пина, – она выходит слишком рано. Я должна остановить роды – или она умрет. У нее срок в феврале, а сейчас начало декабря.
Но Амедео понимал, что роды не остановить.
– Ляг, amore, – просил он. – Надо тужиться. Ничего не поделаешь, ребенок родится сейчас.
Джезуина была с ним согласна.
– Дыши, – увещевала она. – Тужься. Дыши, cara[25]. Тужься.
– Нет! – кричала Пина. – Не буду тужиться! Я не должна, не могу!
– Я принесу святую Агату. – И Джезуина заковыляла в холл.
Но прежде чем они что-то успели сделать, Пина повалилась на пол, подле стола для домино. Амедео едва успел подставить руки и принял ребенка.
– Дышит! – воскликнул он. – Пина, она дышит!
– Такая маленькая! – расплакалась Пина. – Маленькая. Слабенькая. Амедео, она не выживет, и я этого не перенесу.
– Она будет жить, – страстно сказал Амедео, обтирая младенца. – Она будет жить.
Но внутри у него все сжалось от страха, когда он как следует разглядел новорожденную. Тоненькие вены под кожей на голове, розовое прозрачное тельце. Ему редко приходилось принимать таких маленьких младенцев, и почти все они были мертворожденные. В больнице, корил он себя, знали бы, что делать. Но сейчас уже поздно – этому ребенку не пережить путешествие
25
Милая (