Книга осенних голосов. Антология
седьмого осенняя нудь
И мурашки от «Брата» и русского рока.
Как там Рим номер три в кружевах, трюфелях?
Ты совсем остоличился, пахнешь шанельно.
А у нас тут декабрь случился на днях.
Ты давай приезжай,
без тебя все же
скверно.
Мне говорили
Мне говорили: «Вот то окно.
И бледный свет из него неровен,
Авангардистски по планкам кровель
Он тянет щупальца: неземно
И пагубно для твоей души.
Ты заболела. Вернись, послушай…»
Мне объясняли, что свет не нужен,
И осаждали смешным «дыши».
И я дышала тогда весной
И терпкой, хищной ее прохладой.
Я для проформы шептала: «Надо!»
(Над адом выстроить путь домой).
Мне говорили: «А за окном
Мелькает тень твоего унынья.
Ее хозяин был обескрылен
За то, что вторгся кошмарным сном
В подкорку, череп разбив и сеть
Сплетая длинной паучьей лапой».
Я вспоминала, как «демон» граппой
Меня отпаивал час и четь
И укрывал с головой пальто,
Им только пахнувшим, темным, синим.
И целовал, и просил быть сильной…
Мне говорили: «Вот то окно.
Войдешь в чердачный свой минарет,
Протрешь ладонью пустые полки,
Вколотишь в зеркало прищур волка —
И вдруг поймешь, что
тебя
в нем
нет».
Бонни и Клайд
Я боюсь, это небо когда-нибудь все же уснет.
Я боюсь, эти звуки умолкнут и руки твои не обнимут.
И за тем поворотом, где дом мой, на кольцах гаррот
Задохнутся столетья, мишенью избравшие спину
Персонажа с условным рефлексом выискивать толк
В женском «буду любить». Пробираясь по крышам истерик,
Я базируюсь снайпером и контролирую торг
Палачей с адвокатами. Каждая тля, из статеек
Понабравшись всей чуши о белом и черном, вполне
Рассудить себе может, что мы с тобой пара злодеев.
Пусть не киногерои, так лучше! И в этой войне,
Если ты мне доверишься, мы отыграться сумеем
На техасских бастардах… Но май накормили свинцом,
По обугленной коже кочует созвездие Гидры.
Между жизнью в неволе и мертвым любимым лицом
Что б ты выбрал?
Я боюсь, это небо когда-нибудь все же уснет…
Я хочу видеть море
Если здешний песок не учел вероятность событий
И не балует небо депешами лондонский смог,
Я хотела бы просто простить и проститься и выйти
За пределы начертанных тонким пунктиром дорог.
Я хотела бы снова поставить на карту везенье,
Вечным дьяволом-штурманом грозно стоять у руля.
Вместо рома до смерти глотать темно-синее зелье
Ядом смазанных взглядов твоих, молодая земля.
Мне ни дни и ни ночи безжалостно грудь не расплавят
Ни