Европейские негры. Фридрих Гаклендер
скромником, посмотрел на свои изящные ногти, поправил усы и сказал:
– Вы на меня клевещете. Если мне случается поднимать глаза, то без всякого коварного умысла. Сознайтесь сами, господа, продолжал он, обращаясь ко всем: – можно ли жить скромнее меня? И с усмешкою, очевидно-предназначенною выразить: «Я, господа, не хвастаюсь своими победами, хотя и мог бы», он вынул платок и грациозно отер им губы. От платка распространилось дивное благоухание.
– Смотрите, он опять открыл новый и восхитительный сорт духов! сказал граф. – Откройте нам тайну его имени, барон, и скажите, откуда вы его достали?
Барон, встряхнув платком, с важностью отвечал:
– Это моя тайна. Что ж, ведь у каждого из нас есть свои тайны: у вас, майор, военные и придворные, у нашего будущего советника – юридические, у вас, граф – светские, модные, у вас, господин поклонник Рафаэля – художественные и, конечно, сердечные, тесно с ними связанные; моя специальность c'est des odeurs, и все мои изыскания относятся к сфере благоухания.
– Но ведь вы не объяснили этим тайны, открытия которой мы просим, сказал майор: – уже-ли вы будете так жестоки?
– Здесь нельзя найти таких духов. Я их получаю от одного из моих константинопольских друзей, который контрабандным образом покупает их из сераля. Их умеет приготовлять только один армянин; название их coeur de rose.
– Но послушайте, барон, сказал ассессор: – употреблять духи, каких ни у кого нет, кроме вас, опасно: это, при многочисленности ваших побед, может повесть к неприятным случаям. Вообразите, какой-нибудь бедняк входит в будуар жены и сейчас слышит носом, что вы приезжали с визитом.
– Это уж и случалось не раз, заметил майор. – Кстати о подобных сценах. Я невольно был свидетелем сцены между бароном и баронессою Вольмар, которые живут напротив моей квартиры. Сначала он подошел к окну, сердитый и расстроенный и долго барабанил пальцами по стеклу, потом быстро отошел и через минуту уехал из дома. Тогда явилась у окна баронесса с заплаканными глазами. Жаль бедную баронессу. Она не подает ему никакого повода ревновать, а он мучит это кроткое и милое существо, и только за то, что она родилась красавицею.
– Это правда, она очень-хороша собою, сказал барон Бранд, принужденно зевая: – только её волосы мне не нравятся.
– Волосы? Нет, я с вами несогласен, возразил живописец: – я никогда не видывал таких дивных русых волос.
– Согласитесь же, барон, шутливо сказал хозяин: – ведь у вас цвет волос такой же, как у неё. И знаете ли, я уверен, что найдется между вами какое-нибудь родство; справьтесь только с вашею родословною.
По лицу барона пробежала тень, он даже закусил губы от неудовольствия, но через секунду опять уже принял обыкновенный свой улыбающийся вид. Он пристально и самодовольно посмотрелся в зеркало, стоявшее над камином, и сказал решительным тоном: – Нет, господа, как ни хороша собою баронесса, но не должна иметь притязания хотя на какое-нибудь сходство со мною.
Разумеется, он хотел это сказать