Тропинка в дивный сад. Антология

      Сжигающий и листья, и тетради —

      повремени сводить концы на нет,

      перелистни страницы дальних лет,

      мелькающих, как лица на параде.

      Еще и запах вихрем не украден,

      еще звучит под Солнцем Неба цвет,

      еще струится первозданный свет

      поэзии в неконченной балладе.

      О живопись и звукопись времен,

      истекших кровью боевых знамен

      ловлю твои звучанья и значенья;

      Бушует ветер на пустом юру,

      и охраняя Памяти свеченья,

      я разложу костер мой на ветру.

      Не я ли твой предел…

      еще?

      речений

      венчально

      неотъемлемой

      отчизны,

      истекшей страхом

      на излете мысли;

      ах,

      лунным светом

      естества

      глагола

      касаясь сущности;

      еще?

      Я разложу костер мой на ветру

      и тихо поведу с Огнем беседу,

      и мысленно, по огненному следу,

      восстановлю недетскую Игру:

      Гори-гори, Огонь, мой ясный друг!

      язык твой вещий уподоблю бреду —

      высокому, как Сполох, как… ПОБЕДА! —

      на миг все прояснившая вокруг.

      Погиб поэт! – и жалуется лето

      на то, что смерть поэта столь нелепа,

      и дым, как саван, стелется окрест;

      но смерти вопреки, но жизни ради

      среди берез – не вдов и не невест —

      сегодня Осень в свадебном наряде.

      Сегодня Осень в свадебном наряде,

      на ней багрец и золото горит,

      яснее утра Зарево ланит,

      и глубина бездонная во взгляде.

      Но не к лицу ручьящейся наяде

      убор столь пышный и степенный вид —

      звенит волшебный голос и струит

      лучей прозрачных огненные пряди.

      О Лореляй! О призрак на пути

      пловца! Пока не поздно – отпусти,

      останови зловещее мгновенье!..

      последние усилья соберу

      и – обогну тот камень преткновенья;

      а завтра, может статься, я умру.

      А завтра, может статься, я умру.

      не то чтоб мнилось смерти приближенье,

      но где-то же настигнет на миру

      последнее души преображенье.

      Одолевая времени круженье,

      мы все гостили на хмельном пиру

      созвездий, – но ни кисти, ни перу

      не превозмочь земное притяженье.

      Пусть так! Но живы ветры на земле,

      и не уснут костры в сырой золе,

      но вечно будут жечь своим сияньем;

      И Музыки Стихия не умрет,

      покуда над землей – из года в год —

      горит Октябрь любви воспоминаньем.

      Горит Октябрь любви воспоминаньем

      В тумане дней и шорохе ночей,

      И чистый Голос, явственно