Крадущие совесть. Геннадий Пискарев
Трезвый ходит все эти дни. Ведь пьяницы почувствовали, что разговор о них в селе идет строгий.
Две судьбы
Передо мной лежат два письма. Два письма, две судьбы. Одно – из Ивановской области – отклик на статью «Дом с голубым фронтоном», где шла речь о готовой распасться семье, в которой пьянствует отец. В письме примерно такая же история, что и в Горьком. Незнакомая женщина рассказывает, что и ее жизнь сложилась нескладно из-за пьяницы мужа.
«Ушла я от него, хоть и очень любила, – откровенно делится Анна Васильевна. – Решила: пусть, как хочет. И, наверное, зря. Сейчас он совсем опустился. Увидела его недавно, и у самой на душе горько стало: как же мы легко со своей любовью подчас расстаемся! Неужто ничего не может сделать она, которая во все века всемогущей считалась? Наверное, и мы, женщины, виноваты в том, что теряем друзей, в час беды не все делаем, чтобы помочь оступившимся. Ведь одной руганью много ли сделаешь?..»
Читал я письмо Анны Васильевны и вспоминал другую историю, которая имела самое прямое отношение ко второму письму. Но о нем – в конце рассказа.
…Лошадь, тащившая воз березняка по льду реки, запорошенному поземкой, неожиданно провалилась задними ногами. Пытаясь выбраться из полыньи, она резко вскинулась, окрошила кромку и оказалась в воде. Сопротивляясь течению, которое тянуло ее под лед, испуганная лошаденка в отчаянии била передними ногами, увеличивая полынью вокруг себя, втягивая в нее и воз с дровами, и Сашеньку Морозову, сидевшую на нем. Оцепенев от страха, та не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
Пашка Пилатов кубарем скатился с речной кручи, прыгнув на передок саней, вырвал топор, воткнутый в березовую плаху, и несколькими сильными ударами перерубил санные оглобли. Лошадь, освободившаяся от груза, легко выбралась на лед, а сани с дровами теченьем прибило к краю полыньи.
Потом Павел и Александра вместе вытаскивали на лед дрова, сани, делали новые оглобли и отогревались в избушке перевозчика Игната.
Пашка, вместе с родителями уехавший из той деревни, где жила Сашенька, еще в раннем детстве и работавший теперь в локомотивном депо слесарем, часто наезжал в родные края. Здесь у него жили дед и бабка – старики добрые и хлебосольные. И, конечно друзья-сверстники. При встрече они шумно обнимались, наскоро «соображали» и навеселе ходили потом с гармошкой по сельским улицам. В кителе из черного шевиота Пашка был всегда в центре внимания деревенских девушек, которые женской душой своей чувствовали, что за его ухарством кроется характер мягкий и нежный. Выпивает? Так что же – в гости приехал. Резковат? Рисуется малость, но это пройдет.
Вечером того памятного дня Пилатов впервые за все свои приезды к старикам пришел в сельский клуб совершенно трезвым. «Из-за меня», – почувствовала Сашенька, и сердце ее затрепетало от страха и гордости. Около двенадцати ночи, когда она шла к дому задворками, он догнал ее…
А наутро, когда дед с бабкой садились завтракать, внук посмотрел на стариков цыганскими глазами и бухнул:
– А