Продюсер. Павел Астахов
знаю… А разве его не того… Я вообще ничего не знаю…
Митя вдруг понял, что, возможно, встреча с Бессарабом была и не такой уж опасной. В конце концов, даже в самом худшем случае он отделывался синяками, но оставался на свободе. А этот удав, пожалуй, может проглотить и не подавиться. Может арестовать чуть ли не на неделю, а может и вовсе закатать по полной программе. У них, кажется, принято, как это называется, «навешивать статьи».
«Вот же влип! Идиот! Надо было не брать телефонную трубку!»
У Мити отчаянно заныл живот, и захотелось в туалет. Он посмотрел на по-прежнему гипнотизирующего его следователя и понял, что скорее придется обделаться прямо в штаны, чем этот василиск отпустит его по нужде на толчок. Пришлось сдаваться:
– Если вы считаете, что это я его… ну… застрелил, то есть убил, то давайте – арестовывайте…
Тут Митя и заплакал. Нервы не выдержали. Гибель Шлица, разговор с Медянской, бегство и неожиданная встреча с Бессарабом, разговор с Фростом и предательство памяти шефа, измена Клима Чука – все это было тяжким испытанием для психики Мити Фадеева. Да, в шоу-бизнесе Митя мог развести и обвести кого угодно, особенно когда за спиной стоял могущественный Шлиц. Теперь же Митя был как букашка на Московской кольцевой трассе: куда ни дернись – раздавят. А взлететь – крылья не выросли.
– Факты и свидетели говорят против вас… – следователь пригвоздил взглядом окончательно раздавленного Митю.
– Ккк-то? Кк-какк-кие свидетели? – неожиданно для себя самого стал заикаться Фадеев.
– А вот хотя бы этот, что вышел перед вами. Иван Иванович Бессарабский.
– Бессс-сараб???
– Так вот он прямо говорит, что… – Агушин достал какую-то бумагу и зачитал: – Так, ага, вот… «финансовыми делами занимался Фадеев Дмитрий, доверенное лицо убитого продюсера Иосифа Шлица…» Правильно?
– Ддд-да. Ппрр-равильно.
– Далее… «Считаю, что именно Фадеев мог быть прямо заинтересован в том, чтобы Шлиц погиб…» И еще… «Я допускаю, что Дмитрий Фадеев не отдавал всех денег своему начальнику, а утаивал их. И, боясь разоблачения, мог пойти на крайние меры…»
Фадеев обмер, но Агушин еще не закончил.
– Здесь я уточнил, спросив его: «На какие именно крайние меры?» Он ответил: «Вплоть до физического устранения».
Фадеев впал в ступор, и Агушин продолжил методично на него давить. Естественно, он опасался, что Фадеев сообразит: Бессараб, не имеющий даже среднего образования, просто не в силах произнести словосочетание «вплоть до физического устранения». В лучшем случае он мог сказать «грохнуть». Но Митя подвоха не усек и продолжил опускаться – все ниже и ниже, а потом вдруг неожиданно сморщился, встряхнул головой так, что даже бейсболка слетела, и вытаращил глаза:
– Ффу! Я все скажу. Только… можно… – Он замялся.
Агушин собрался в комок.
– Что? Что надо? Говори!
Сейчас он готов был пойти на любую сделку – с Уголовным кодексом, Конституцией, законом и просто совестью. Ему нужен был