Человек, который видел сквозь лица. Эрик-Эмманюэль Шмитт
контейнеры: наконец-то мне удалось ее порадовать.
Теперь я лежу, раздумывая, стоит ли засыпать снова: а вдруг опять появится жуткий старик.
Но тут входит комиссар Терлетти, а за ним Марк и двое других полицейских. Комиссар открывает ноутбук:
– Сейчас Марк покажет тебе фотки, и ты скажешь, узнаёшь ли кого-нибудь. Готов?
– Готов, – отвечаю я, тотчас заражаясь его энергией.
Он передает ноутбук Марку.
– Ну, давай! В самом конце ты увидишь фотоальбом семейства Бадави. И как только узнаешь кого-нибудь, дай знак; мы будем тут, рядом.
Засим Терлетти и двое его спутников покидают палату, оставив после себя запах остывшего табачного пепла.
Марк показывает мне, одно за другим, досье подозреваемых. Вначале я предельно сосредоточен, но вскоре устаю. Лица на снимках выражают либо спокойствие, либо агрессию; самые подозрительные из них – именно спокойные: в них угадывается глубоко скрытая потенциальная жестокость, куда более грозная, нежели нарочитая свирепость «крутых парней». Эту коллекцию дополняет третья категория – обдолбанные, с застывшими лицами и пустыми, бессмысленными глазами, ни дать ни взять рыбы в аквариуме: та же оцепенелость, те же расширенные зрачки и отвисшие губы.
– Никого не узнаешь? – настаивает Марк.
– Никого.
В семейном альбоме я вижу на всех фотографиях одну и ту же комнату со столом, креслом и диваном. Видимо, в семье Бадави аппаратом пользовались только в дни праздников или семейных торжеств. Обстановка не меняется, меняются только люди – молодые растут вверх, старики раздаются вширь. Из-за вспышки все зрачки выглядят красными и пустыми, как будто снималась компания наркоманов. Глядя на эти банальные позы, на эти улыбки – то застенчивые, то сияющие, но ни одной искренней, – я радуюсь тому, что лишен семьи. Не хватало мне еще умиляться такому…
– Вот он!
Я выкрикнул это во весь голос.
Человек, которого я видел на бульваре Одан, сидит в кресле, держа на коленях мальчонку. Следующее фото: тут он стоит сбоку, в стороне от дивана, с целой кучей женщин и детей. И вот, наконец, третий снимок – на сей раз настоящий фотопортрет, на нем он курит сигарету без фильтра, безразлично глядя куда-то в пространство.
– Я уверен, что это он!
Марк бросается в коридор. Через пять минут он приводит комиссара Терлетти и его коллег.
– Который из них?
Я указываю на три снимка.
Комиссар мрачнеет и потирает подбородок:
– Значит, он?
– Он!
– Ты ничего не путаешь?
– Ничего.
Комиссар чешет щеку, и она поскрипывает, словно он проводит пальцами по терке.
– Это его отец, Мустафа Бадави.
Трое полицейских застывают на месте.
– Отец террориста?
– Отец послал на смерть родного сына…
– Да еще сопровождал его и бросил в последний момент!
– Вот сволочь поганая!
Им уже не терпится действовать,