Замок на скале. Симона Вилар
лечили израненных воинов, а затем воспламенялись любовью к ним. Но разница состояла в том, что их рыцари получали свои раны в поединках, а отнюдь не были простужены и не страдали болезнью легких, как объяснил Генри явившийся вскоре проведать его капеллан Нейуорта отец Мартин.
Это был необычный монах – крепкий и плечистый настолько, что Генри готов был биться об заклад, что он умеет владеть оружием не хуже, чем кропить святой водицей.
– Это вы говорили на латыни, когда у меня был жар? – осведомился герцог, пока капеллан осматривал его ногу. Раны, так мучившие герцога в дороге, теперь казались ему едва ли не случайными царапинами, и он почти готов был пожалеть, что Дугласы не изранили его сильнее.
Монах внимательно взглянул на своего пациента. У отца Мартина были проницательные темные глаза и темно-русые с проседью волосы. Он носил черную рясу братьев бенедиктинцев, но тонзуру давно не брил, и его слегка вьющиеся длинные волосы почти достигали плеч.
– Да, сын мой, это был я. В то время болезнь теснилась в ваших легких, наполняя тело жаром и холодом, а к этому присоединилась еще и лихорадка от ран.
– Вы, оказывается, ученый человек, святой отец, – заметил Генри. – Ваши познания в медицине и в латыни говорят сами за себя. Видимо, вы не всегда жили в этом диком краю?
– Это так. Я долго состоял при одном из монастырей в Кенте. В Нейуорте же я всего около четырех лет. Как раз столько, сколько исполнится Дэвиду Майсгрейву.
Он ловко наложил повязку, сказав, что если так пойдет и дальше, то вскоре герцогу не потребуется его помощь. После чего напоил Генри каким-то отваром, от которого герцога бросило в пот, и вскоре пришлось менять ставшую совсем мокрой рубаху и простыни.
– Какого дьявола, святой отец! – бранился Бекингем. – Я и без этого иду на поправку.
Но священник не обратил внимания на его ворчание.
– Вы будете пить потогонное, пока у вас не изменится цвет мокроты. Леди Анна в этом со мной совершенно согласна.
– Леди Анна, – пробормотал герцог. – Как я могу говорить с благородной дамой, когда я совершенно мокрый и покрыт щетиной, словно боров. Я рыцарь или жалкий бродяга, в конце концов?
Отец Мартин снова протянул Генри глиняную чашку с питьем.
– Для нее вы всего лишь страждущий, не более того. – Он замолчал и усмехнулся: – Именно поэтому не стоит больше говорить с ней о поцелуях. Здесь не Камелот[38], дорогой сэр рыцарь из Уэльса, и в Нейуорте вряд ли будут верно поняты ваши куртуазные манеры.
Бекингем осекся и сердито уставился на священника. Что может этот бенедиктинец понимать в обычаях двора?
С сэром Филипом Майсгрейвом Бекингем познакомился в последний день уходящего года. Барон поднялся к нему в башню как раз тогда, когда Ральф Баннастер брил своего господина. Генри отослал оруженосца и наспех вытер лицо полотенцем. Он был несколько обескуражен, ибо перед ним предстал не дикий разбойник, а прекрасно одетый вельможа, настоящий рыцарь, статный и атлетически сложенный,
Камелот – резиденция короля Артура. По преданию, находилась в Уэльсе.