Тысяча осеней Якоба де Зута. Дэвид Митчелл
на подносе.
– В десять явится переводчик Кобаяси, – говорит Ворстенбос, – и толпа чиновников, обучать меня придворным церемониям к долгожданной аудиенции у градоправителя. Старинный чайничек с серебром – знак, что управляющий факторией не лишен хорошего вкуса; на Востоке, де Зут, куда ни плюнь, всюду знаки. Напомните-ка, что там говорил тот еврей в Макао, для какого персонажа голубых кровей был сделан сервиз?
– Он сказал, будто бы это часть приданого жены последнего императора династии Мин.
– Точно, последнего императора династии Мин. Да, и будьте так любезны, присоединитесь к нам позже.
– Для встречи с переводчиком Кобаяси и чиновниками?
– Для беседы с градоправителем Сираи… Сило… Как бишь его?
– Градоправитель Сирояма, минеер. Мне сопровождать вас в Нагасаки?
– Если только не предпочтете остаться здесь и записывать вес железных болванок.
– Увидеть настоящую Японию… Это же… – «Петер Фишер богу душу отдаст от зависти», – думает Якоб. – Это величайшее приключение! Спасибо!
– Управляющему факторией необходим личный секретарь. Идемте, продолжим дела насущные в моем рабочем кабинете…
В соседней тесной комнатке солнечный свет падает прямо на письменный стол.
– Итак… – Ворстенбос усаживается. – Как вам после трех дней на берегу жизнь на самом отдаленном аванпосте Компании?
– Полезней для здоровья, минеер, – стул Якоба скрипит, – чем должность на Хальмахере.
– Вот уж хвала без души – не лучше хулы! Что вам сильней всего досаждает: соглядатаи, ограничение свободы, утеснение прав… Или невежество соотечественников?
Якоб подумывает рассказать Ворстенбосу о сцене за завтраком, но какой смысл? Уважение не заслужить по приказу свыше.
– Служащие смотрят на меня с неким… подозрением, господин управляющий.
– Само собой! Объяви я: «Отныне частная торговля запрещена» – и они просто станут хитрить ловчее. Сейчас недомолвки – лучшее профилактическое средство. Конечно, служащие недовольны, однако на мне злость срывать не смеют. А вам отдуваться.
– Я не хочу показаться неблагодарным. Не думайте, что я не ценю ваше покровительство, минеер.
– Дэдзима – унылое местечко, что уж тут говорить. Давно прошли времена, когда можно было спокойно уйти в отставку с прибылей за два торговых сезона. В Японии крокодилы тебя не съедят и болотная лихорадка не убьет, а вот скука – запросто. Но не вешайте нос, де Зут: через год мы вернемся в Батавию, и тогда вы узнаете, как я награждаю за преданность и усердие. Кстати, об усердии – как продвигается работа с бухгалтерскими книгами?
– В книгах сам черт ногу сломит, но мне очень помогает господин Огава. Записи за девяносто четвертый и девяносто пятый годы почти полностью восстановлены.
– Дожили, на японские архивы полагаться приходится… Впрочем, есть более неотложное дело. – Ворстенбос отпирает ящик стола и достает оттуда брусок японской меди. – Самая красная в мире, самая богатая золотом… Вот уже сотню лет она – та невеста, ради