Я ─ осёл, на котором Господин мой въехал в Иерусалим. Владимир Шеменев
дню, проведенному с моим Господином. Людей было немного – не столько, сколько вчера, но достаточно, чтобы сказать: не меньше чем домов в Вифании и Виффагии.
По мере того как люди подходили, я стал слышать голоса, различать слова, обрывки речи, и наконец до меня донеслось: «Вспомните, как в пределах Далмануфских181 подступили книжники и фарисеи, искушая: «Учитель! хотелось бы нам видеть от Тебя знамение182». Сказано было им тогда: «Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему183…».
Ветер рванул крону – и дерево зашелестело, издавая свое привычное «ши-ши-ши». За этим «ши-ши-ши» я не расслышал, что было дальше.
Но и услышанного хватило сполна.
«Знамение не дастся ему», – повторил я и, пятясь задом, сполз в канаву, заполненную густым вонючим илом, перемешанным с землей, сучьями и мятой прошлогодней листвой. Такие промоины всегда образовывались ранней весной. Обильные дожди в месяц адар184 порождали множество ручьев, которые точили землю, наполняя промоины всем тем, что приносили с западных склонов. Всё это пахло сыростью, грибами и плесенью. Ноги до половины увязли в топкой холодной массе, не давая возможности быстро выбраться и поскакать навстречу Хозяину. Я посмотрел на себя и обомлел: черные ноги, перепачканное брюхо, бока, забрызганные точками грязи… Ну не свинья? Нет, в таком виде я не мог предстать перед Господином. Я лег на брюхо и притих, дыша через раз. С каждым мгновением я всё четче и четче слышал голоса и топот ног.
Люди подошли и остановились возле дерева.
«Посмотри, Учитель, вот, смоковница покрытая листвой, а те, что мы прежде видели, были голые. Поищем плоды на ней», – голос был молодой, но не звонкий – не такой, как у Иова, с баском, а какой-то певучий. Не видя юноши, я мог бы сказать, что ему около двадцати. Хотел выглянуть, чтобы проверить свои догадки, но ил противно чавкнул, не желая меня отпускать.
«Дивное дело… Идет месяц первых плодов, а плодов нет, – вновь зазвучал тот же голос, что предлагал поискать плодов. «Да не будет же впредь от тебя плода вовек». Я узнал голос. О чем сказал мой Господин, я не понял. Не видя говорящих, я мог только догадываться, что там делается и о чём идет речь.
«Оооо…, – возглас всеобщего удивления прокатился по склону. Учитель, посмотри, смоковница засохла» – сказал кто-то – и тень говорившего легла на меня. Я задрал голову, разглядывая фигуру, закрывшую мне свет. Человек стоял ко мне спиной, но я сразу узнал его – тот самый кучерявый здоровяк с мечом, что вчера кричал: «Молитесь за обижающих и гонящих нас!». Кажется, его зовут Петр… или Симон? Я запутался… или меня специально запутали те, кто называл его то Петром, то Симоном. Надо будет спросить у Атнат, кто он – «камень» или «слышащий». Наверно, все-таки камень: ишь какой мощный.
«Истинно говорю вам, если будете иметь веру и не усомнитесь, не только сделаете то, что сделано со смоковницею, но если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, – будет; и всё, чего ни попросите в молитве с верою, получите185».
Так, одновременно строго спрашивая и нежно лаская, мог говорить только мой Господин.
«За кого почитаете Меня?» – спросил Он. «Ты – Христос,