Психокинетика. Эдуард Альбертович Ластовецкий

      Костыли на шпильке

      В осеннем парке шорох листьев –

      Неувядающего тлена…

      Бессильны выбраться ботинки

      Из златоогненного плена.

      А у скамьи, под старым дубом,

      Скелет погибших кораблей –

      Воткнувшись в корень ржавым зубом,

      Один из старых костылей.

      Второй поодаль чуть отброшен,

      И разрыхлённая листва,

      Обозначая след едва,

      Воображенья угол крошит.

      Она мечтала о туфлях –

      Чтоб шага совершая взмах

      Изящным каблуком высоким,

      Могла, витая в облаках,

      Чужою быть для недалёких…

      Но то мечта… А с пробужденьем

      Все за́мки таяли в пыли –

      Ортопедическая обувь

      И у кровати костыли…

      Три года как похмельный случай

      Ей отказал владеть собой.

      Пришлось взрослеть и стать другой –

      Подруги реже приходили,

      И тот, что был её лицом

      На тёмном лике светлой ночи,

      Забыл, как будто между прочим,

      О поцелуях за крыльцом…

      Лишь мама… Разделила горе

      И боль тернового венца.

      Таков святой удел слепца,

      Что все мы превозносим вскоре –

      Увы, родитель до конца

      Спешит вослед своим сердцам,

      Беспечно мчащим на просторе.

      Ходить! Всему наперекор,

      Она же маме обещала…

      И вальс на свадьбе станет малым,

      Что искупит её позор…

      Три года парк манил весной…

      Сомкнув искусанные губы,

      Через огня осенний зной

      И хляби, скользкие зимой,

      Туда, где летом ей одной

      Цикады грянут в меди трубы.

      И вот однажды камень плоти

      Поддался молоту усилий.

      Истаял лик среди полотен –

      Надежды в действо обратились.

      Я вижу – медленно шагает

      Та, что себя превосходила.

      Листву ботинком разгребая,

      Черпает материнства силу.

      Ведь у Природы нет бессмыслиц,

      И всякий, средь её полей,

      Оставил в будущем и прошлом

      Хотя бы пару костылей…