Белая лошадь – горе не мое (сборник). Наталия Соломко
набирал телефоны, а директор школы извинялся за поздний звонок, представлялся во всем грозном величии своей должности и просил разбудить ученика… Но никто из разбуженных о Боре ничего не знал.
– Этого только не хватало, – нервничал Арсений Александрович.
Саня позвонил Исаковым и, не сообщая печальных результатов поиска, велел:
– Посмотрите, рюкзак его на месте?
Рюкзака на месте не было.
– Так! – забегал по комнате Арсений Александрович. – Удрал, негодяй! Дожили! Александр, скажи, чтоб немедленно звонили в милицию.
– Не надо никуда звонить… – вздохнул Саня и пошел одеваться.
– Сашенька, ты куда? – тревожно спросила Елена Николаевна.
– За Исаковым, – отозвался Саня. – Только, мам, не волнуйся, мы утром вернемся…
– Да куда же так поздно?.. – начала было Елена Николаевна, но замолчала: с тех пор как ее послушный сын стал учителем, спорить с ним было бесполезно, он все равно все делал по-своему.
– Шарфик хоть надень… – только попросила Елена Николаевна.
Он успел на последнюю электричку и через час уже шагал по лесу. Ночной лес стоял тихо, в нем пахло травой и листьями, прекрасно было в лесу, вольно и спокойно. Но где-то тут, в прекрасном этом лесу, сидел со своей обидой Борька Исаков (а что он тут, Саня почему-то не сомневался, некуда ему больше деваться). Все-таки странно устроена жизнь. Почему люди не понимают друг друга? Раньше Саня этого не замечал. Или нет: замечал, но у него была белая лошадь, спасительница от бед. Это Аристотель его научил заклинанию из деревенского своего детства: «Белая лошадь – горе не мое! Уходи, горе, за сине море, за темный лес, за светлый огонь, меня не тронь!» Саня маленький был, поверил. Понятно, конечно, что все это ерунда. Но выручало. Долго выручало (главное, зажмуриться покрепче), да вдруг перестало…
Год назад это случилось, когда пришел Саня работать в школу, и вдруг показалось ему, что большинство его коллег живут зажмурившись и все, что вокруг, – не их горе… А чье?.. Шел Саня с уроков и увидел за школой плачущего Адыева Толика, скверного ученика.
«Ты чего, Адыев?»
«Ничего, – сказал Адыев, размазывая грязной рукой слезы. – Не ваше дело!» – И снова завыл.
Саня на грубость рассердился и закричал на Адыева:
«Ты почему со мной так разговариваешь? И почему это не мое дело?!»
«Потому что меня в умственно отсталую школу переводят…»
Он и объяснить-то больше ничего не мог, только стоял да выл тихо. Он уже давно стоял тут и выл, и на громко у него сил не было…
«Не справляется мальчик с программой, – вздохнув, объяснила Сане Лола Игнатьевна. – Да это и понятно, вы знаете, какая у него семья? Глухонемые оба… Трудно ему у нас учиться…»
Вот как, оказывается, в жизни бывает, а Саня, домашнее, любимое чадо, вечный отличник, и знать ничего не знал о таком… Саня попытался представить себе жизнь Адыева дома, в тишине и молчании, и что-то темное, безнадежное шевельнулось вдруг в душе, он испугался этого впервые пришедшего чувства – чужого горя, которое, оказывается,