Иней. Анна Инк
побеждать… хотя бы здесь, на этой дороге. И в этом что-то есть такое… живое. Я сама начинаю чувствовать то ли азарт, то ли адреналин. Мне хочется молча наблюдать, как он обгоняет машины, двигаться вместе с ним и с его автомобилем, быть частью этого действия, и чтобы оно не прекращалось. Чтобы всегда впереди были препятствия, и я могла вот так вот, скосив на него глаза, рассматривать его лицо. Как прищурены его глаза, как напряжены бугорки над переносицей, и как ухмылка едва заметно трогает его губы на очередной победе.
Мне кажется, сбоку от него свет становится ярче. Я слегка поворачиваю голову.
Вдруг меня оглушает долгий, надрывный гудок другой машины. Лёша рывком сворачивает руль вправо, и мимо нас проносится блистающая чёрная иномарка – от скорости, которую она развивает, обгоняя нас с прерывистыми гудками, вся её поверхность кажется мерцающей белым золотом. Секунда, и я уже не вижу красных точек на её идеально слепленной заднице – а ведь Лёша почти не сбавил темпа. Я смотрю на его лицо, и вижу злобу в каждой линии: глаза прищурены с такой ненавистью, что можно подумать, они и вовсе закрыты, жёсткая линия губ перечёркивает лицо. Он сейчас больше похож на Смерть с черепом вместо головы. Ни капли разочарования, никакой обиды – только злоба, яростная и сдерживаемая… Вот бы он потерял самоконтроль. Я хочу, чтобы он со всей силы ударил по рулю, чтобы разогнал машину до предела, и настиг эту иномарку. Хочу, чтобы он прижал её к обочине и заставил остановиться. Он выскакивает из машины одним рывком, хлопает дверью так сильно, что я вздрагиваю, подпрыгиваю на сидении; он решительно идёт к машине, дёргает дверь водителя, вытаскивает этого мудака из-за руля. Он бросает его на землю, и начинает бить. Никто не смеет обходить его. Он бьёт его и бьёт, бьёт нещадно… и я чувствую, как внутри всё сжимается от наслаждения. Меня заводит то, что я сейчас представляю. Мне хочется видеть, как он подчиняет других, а потом самой подчиняться ему…
Яркие огни широких проспектов столицы сменяются тусклыми фонарями, наряженные золотыми гирляндами бутики превращаются в серые от дорожной пыли надписи «Продукты» и «Всё для дома». Мы съезжаем на дорогу, финишную прямую, которая прервётся в нашем с Никитой дворе. Мне становится ужасно тоскливо; скорость падает, умирает.
– Ну, давай, – он кивает мне головой и снова смотрит через лобовое стекло.
Мне так не хочется уходить, но он всем своим видом показывает, что мне пора выметаться. Мне ничего не получить от него. Ничего. Вылезаю из машины, захлопываю дверь со второго раза, и иду домой. Никита бы подождал, пока я зайду, а этот тут же развернулся и рванул с места. Рёв мотора уже стихал на шоссе за домами, а я только открыла дверь в подъезд.
Я поднимаюсь по лестнице, еле волоча ноги. Я чувствую себя разочарованной, неудовлетворённой, очень-очень одинокой.
Только одно приносит мне облегчение – Никиты сейчас нет дома. Мне даже не хочется звонить ему. Можно написать… щётку забыла отдать.