Это Фивы. Роман со стихами в полстолетия. Александр Образцов
на весу
Напоминающее и краткое
Тело, завидующее Дерсу.
А левую руку укачивало
И представлялось невольно, –
То ее укорачивало,
То удлиняло достойно.
Но уж рождалось событие
И разгонялась кровь.
Тонкой, как леса, нитью
Взгляды, лицо – бровь в бровь.
И разошлись. И городом
Бегать, плавя стекло.
Сердце зашлось от голода.
Снегом глаза замело.
307. Тридцатилетие
Блуждать тропой ночным дремучим парком
В обнимку с бедною затасканной луной.
Блуждать вдвоем. И церковью в огарках
Блистает клен. Блистает мир ночной.
Все спит. Все умерло. Давно не существует.
Лишь шаг. И два. Остановись. Замри.
Послушай ветра песенку простую,
Привет от тихой девушки – зари.
Таких тихонь не сыщешь, не надейся.
Ты слышишь, как томится? Поспеши,
Скажи ей, что свиданье ровно в десять
Минут шестого. Где – ты сам реши.
308.
Не упустить травы худенье.
Прожить сентябрь накоротке
С дрожащей парковою тенью
В неразличимом шепотке.
Гасить дыханье у боярки,
Где воздух алыми прошит
И праздничными, как подарки,
Плодами. Зренье разрешит
Забрать с собой брусочек меди,
Разъятый пальцами ветвей
На сговорившихся соседей,
Стилистов гибели своей.
309.
Когда ты станешь всем чужим,
То хоть себе останься верен.
Как был, хотя бы, верен Беринг
Завидным принципам своим.
Чужой душе открой Чукотку
И Командора острова,
Где заполярная сова,
Не щуря глаз, разинет глотку.
И я, как скобами, словами,
Полярной ночи клюв зажму.
Я так хочу любим быть вами.
Не отгораживайтесь рвами.
Ну дайте руку хоть пожму.
Хотя бы слово на растопку.
Простое, колкое: «Щепа».
Его потоньше ощипав,
Пустить огонь под эту стопку.
Канатоходцем, гибок, бел
По щепке пламень полетел.
И вот уж пляшут языки
Лезгинку жадно вкруговую.
Костер трещит: «Я существую».
Свет проникает в уголки.
310. Фото Лайзы Минелли
Страна прижатия локтями,
Коленкой, стиснутой впотьмах,
Прижавшей также в двух местах
Глухое сердце в теплой яме.
Страна бушующего бреда
О пальцах, чующих предел,
В которых встрепенется Леда –
Ослеп, как только поглядел.
Но, прикоснувшись, видел снова,
Как в негатив сквозных зрачков
Летела кувырком Брюллова
Помпея нищих дураков.
Смеялись десны, пели зубы.
Прищур врезался