Миллионноглазый (сборник). Александр Образцов
и гражданском отношениях», в которой резко критикует царя за либеральные новации. «Требуем больше мудрости охранительной, нежели творческой», – писал Карамзин. Он признавал, что крепостное право – «зло», но освобождать крестьян теперь – «не время», ибо крестьяне еще «не доросли» до свободы. «Для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу.»
Через сто лет был дан основательный ответ писателю на тему того, что безопаснее для государства – дать свободу или не давать.
Тем не менее Карамзин в духе наивного европейского прагматизма начала девятнадцатого века продолжает снабжать Александра Павловича своими изысканиями и фальсификациями на темы русской истории. Он читает императору и императрице вслух главы из «Истории Государства Российского». Благо, что живет недалеко от Царского дворца, в Китайской деревне.
Императрица все больше интересуется историей России, также начиная не очень далеко – с Петра Первого, и ведет архивную работу. Ей помогает сам Карамзин. Доверие к нему Елизаветы настолько возросло, что она читает ему все свои дневники за время пребывания в России. Бывали случаи, когда она не решалась читать вслух некоторые отрывки, а просто передавала тетрадь в руки Николаю Михайловичу, и он молча прочитывал отмеченные строки. Эта трогательные и глубоко фальшивые отношения были чрезвычайно характерны для эпохи сентиментальных Салтычих. В письме к поэту Дмитриеву от 30 сентября 1821 года Карамзин писал, что счастлив общаться с этой «редкой женщиной» и что посвятил ей, быть может, последние в своей жизни стихи:
Здесь все мечта и сон, не будет пробужденья!
Тебя узнал я здесь, в прелестном сновиденье:
Узнаю наяву!
Достоевского здесь не хватает. Или Салтыкова-Щедрина.
Свой дневник императрица завещала Карамзину. Но писатель тут же скончался через две недели после царицы. Потом дневники Елизаветы Алексеевны оказались в руках Николая I, который нашел необходимым предать их забвению и лично сжег, продемонстрировав незаурядный художественный и нравственный вкус.
2 сентября 1825 года Александр и Елизавета отправляются на юг, в Таганрог, для лечения императрицы. Что странно и по маршруту и по дате, близкой к декабрю.
В ноябре того же года царь неожиданно заболел и быстро угас на руках жены.
По другой версии царь сложил с себя бремя власти и продолжил земной путь под именем старца Федора Кузьмича. Если это так, то это лишний раз подтверждает широту и незаурядность некоторых представителей семейства Романовых. Может быть, Александр Павлович был противоречив и недостаточно глубок, как мыслитель, но он не был тупым потребителем, как большинство людей его круга. И не эпиграмм он заслуживал, а трагедий, которых – увы – не терпел.
По завещанию Александра Павловича, Елизавете Алексеевне достались два ее любимых дворца – Ораниенбаумский и Каменноостровский. Она уступила их великому князю